В 1900–1910-х годах в доме № 6 по Стремянной улице Санкт-Петербурга располагалась главная контора группы акционерных компаний, принадлежавших талантливому предпринимателю Хаиму Кагану, заработавшему значительный капитал на торговле бакинской нефтью. Знают ли об этом сегодня хотя бы те петербуржцы, кто живет на Стремянной? Вопрос риторический. Революции, войны, блокада заслонили в сознании горожан многие детали локальной истории. Наше отношение к делам давно минувших дней в лучшем случае холодно-безразличное, а в худшем — искажено идеологизированной образовательной системой. Но прошлое города все-таки возвращается к нам в публикациях исследователей-энтузиастов. Сами они обитают порой совсем не на берегах Невы…

Династии

Немецкий историк Верена Дорн взяла на себя труд изучить биографии Хаима Кагана и членов его семьи. В поисках следов своих героев, разбросанных бурными событиями минувшего столетия по странам и континентам, она посетила целый ряд городов Европы, Ближнего Востока и Америки. Жанр ее монографии можно определить как документальное повествование, сочетающее в себе серьезное историко-экономическое исследование, семейную хронику и путевые заметки[1].

Книги о всемирно известных династиях еврейских коммерсантов, таких как Ротшильды, Варбурги или Гинцбурги, пользуются неизменным успехом и нередко становятся бестселлерами. Причем лидируют в издательских рейтингах именно документальные работы, которые выходят многотысячными тиражами, неоднократно переиздаются и переводятся на другие языки. Это и понятно: истории становления могущественных финансовых империй, созданных буквально с нуля представителями нескольких поколений одной семьи, обещают аудитории не только увлекательное чтение, но и что-то похожее на готовый рецепт жизненного успеха, основанного на предприимчивости, рационализме, верности национально-религиозным традициям[2].

Верена Дорн избрала объектом своего исследования династию, так сказать, второго плана. Правда, одно время предприятия по продаже бакинской нефти, принадлежавшие родоначальнику этой династии и его сыновьям, конкурировали даже с Товариществом нефтяного производства братьев Нобель, но все-таки семья, о которой идет речь, не пользовалась такой известностью, как ее знаменитые соперники. Тем не менее книга, посвященная Каганам, получилась не менее увлекательной, чем сочинения о тех же Ротшильдах или Гинцбургах — прежде всего, благодаря сочетанию взвешенного, конструктивного взгляда на описываемую эпоху и литературного мастерства, продемонстрированного автором в изложении собранных материалов. Кстати, Ротшильды и Гинцбурги в работе Верены Дорн тоже фигурируют. В частности, банкир Альфонс де Ротшильд, собственник виноградников во Франции и меценат, кредитовал бакинские нефтеперерабатывающие предприятия Хаима Кагана, барон Александр Гинцбург, сын петербургского банкира Горация Гинцбурга, председательствовал в правлении акционерного общества «Петроль», приобретенного Каганами в 1912 году, а его сын Теодор Гинцбург, владевший банком в Амстердаме, в 1930-е инвестировал капитал в бизнес-проекты сыновей Хаима.

Свой вклад Каганы, «российские нефтяные короли», как их иногда называли, внесли в развитие не только нефтеперерабатывающей промышленности, но и еврейского книгоиздания. Некоторые их инициативы продолжают оказывать влияние и на современную жизнь: например, ведущая израильская ежедневная газета «Haaretz», к становлению которой Каганы были причастны в 1920–1930-е годы, выходит и по сей день.

В настоящей рецензии нет возможности затронуть все сюжетные линии объемного тома, на страницах которого прослеживаются судьбы около тридцати основных персонажей на протяжении более полутора веков. Если эта замечательная «семейная биография» будет переведена на русский язык (что просто необходимо сделать!), читатели смогут оценить ее в полной мере. Пока же постараемся лишь в общих чертах описать наиболее существенные моменты повествования.

Нефть

Хаим Каган появился на свет в 1850 году в местечке Орля Бельского уезда Гродненской губернии в семье меламеда и еще в юности занялся коммерцией, на первых порах — торговлей соленой рыбой в расположенном неподалеку Брест-Литовске, куда переехал вместе с женой Малкой, урожденной Баш. В определенный момент он обратил внимание на чрезвычайно прибыльный продукт — керосин, пользовавшийся практически неограниченным спросом в связи со стремительным развитием в стране керосинового освещения. С импорта этого продукта из портов на Балтийском море (через Кёнигсберг с дальнейшей транспортировкой по железной дороге в Брест) и началось нефтяное дело Каганов.

В последующие десятилетия предпринимательская деятельность Хаима Кагана на российском нефтяном рынке постепенно расширялась, ширилась и его семья. Малка родила ему пятерых сыновей — Баруха, Пинхаса, Бендета, Арона, Давида — и двух дочерей — Мириам и Рахель. Все дети получили прекрасное образование — в учебных заведениях Франкфурта-на-Майне, Марбурга и Вюрцбурга. Мальчики выросли и принялись помогать отцу в управлении нефтеперерабатывающими и нефтеторговыми предприятиями, разбросанным к 1900-м годам уже по всей империи: Барух — в поселке Князевка под Саратовом, Арон и Пинхас — в Баку, Давид — в Харькове, Бендет — в Курске. Мириам и Рахель вышли замуж, их супруги Йонас Розенберг и Давид Эттингер тоже стали играть заметную роль в коммерческих операциях Каганов, представляя их интересы соответственно в Варшаве и Екатеринославе.

Фотография в честь золотой свадьбы Хаима и Малки Каган

с декоративной рамкой в стиле Бецалель. Иерусалим. 1914

С выставки «Берлинский транзит» (фото Аллы Соколовой. 2012)

В 1910-е годы Хаим Каган снимал две квартиры: одну — в доме № 23 по Троицкой улице (ныне — улице Рубинштейна) в Петербурге, другую — в фешенебельном берлинском районе Шарлоттенбург, в доме № 32 по Шлютерштрассе. Но бо́льшую часть времени он проводил в поездках, инспектируя свои предприятия, договариваясь об инвестициях в модернизацию их производства и заключая договора на оптовые поставки нефтепродуктов в европейские страны, включая Германию. «Мобильность являлась элементарным требованием для достижения делового успеха в Российской империи, — пишет Верена Дорн. — Это требование было особенно актуально для коммерсантов-евреев, так как на них распространялись всевозможные ограничения, касающиеся имущества и места жительства, и они должны были соблюдать строгие паспортные правила».

В начале XX века коммерческие интересы Каганов в первую очередь были связаны с Баку. Город на Каспии переживал тогда экономический бум, вызванный ростом добычи и переработки обширных запасов нефти на Апшеронском полуострове[3]. Именно в Баку, с которым впоследствии стали связывать фамилию Каганов, им удалось провести ряд самых удачных сделок, значительно увеличивших семейный капитал, в том числе создать синдикат российских нефтеперерабатывающих заводов по производству смазочных масел, а главное — выгодно приобрести уже упоминавшуюся компанию «Петроль», чьи акции успешно торговались на Петербургской фондовой бирже.

Первая мировая война разделила семью: Хаим с сыновьями и зятьями находился в России, Малка с многочисленными внуками, учившимися в Германии, — по другую сторону фронта, в Берлине. В 1916 году Хаим умер. После Октябрьской революции основную часть своих капиталов Каганы потеряли, большинство их предприятий оказалось национализировано — лишь заводы в Баку продолжали работать почти без помех вплоть до установления в городе советской власти в 1920-м. Продажа бакинской нефти приносила хороший доход. Деньги шли на поддержку разбросанных по стране родственников, оставшихся без средств к существованию, а также организацию их бегства из России — через балтийские страны и Турцию — в Берлин. Приходилось давать взятки чиновникам консульств за визы, платить различным сомнительным личностям за обещания вывезти тех или иных членов семьи… Дорн заключает: «Воспитанные на принципах соблюдения естественного буржуазного порядка и проникнутые осознанием преимуществ частной собственности для всех тех, кто ею владел, Каганы не могли согласиться с унылой уравниловкой, введенной большевиками». И еще одно характерное замечание исследовательницы: «Каганы были креативными предпринимателями, которые нуждались в новом начинании на Западе…»

После отъезда из России сыновья Хаима, прежде всего Арон, Давид и Барух, пользуясь старыми связями, сумели продолжить нефтяное дело отца. Самыми существенными плодами их усилий стали два новых торгово-промышленных предприятия — Caucasian Oil Company (Кавказская нефтяная компания, известная под аббревиатурой COC) со штаб-квартирой в Копенгагене и Naphthaindustrie und Tankanlagen AG (Нефтепромышленное и топливозаправочное акционерное общество, сокращенно NITAG), зарегистрированное в Берлине.

Траурное объявление

в «Биржевых ведомостях» за 30 ноября 1916 года

Первоначально казалось, что COC, идея создания которой принадлежала Арону Кагану, — один из очередных «воздушных замков» на европейском нефтяном рынке. Но компания, занимавшаяся торговлей сырой каспийской нефтью и ее переработкой, начав операции в 1919 году, сумела использовать удачное географическое положение собственных производственных мощностей и в короткий период учредила ряд филиалов в Прибалтике, а затем пришла со своими нефтепродуктами и в Германию.

Берлинское акционерное общество NITAG, основанное тем же Ароном Каганом, приступило к работе в июле 1922 года. От иммигранта из Восточной Европы — для ведения успешной предпринимательской деятельности в политически и экономически нестабильной Веймарской республике — требовалось не только хорошо разбираться в конъюнктуре местного нефтяного рынка и иметь налаженные связи с поставщиками сырой нефти, но и обладать определенной долей авантюризма. Все эти навыки и качества Арон Каган продемонстрировал еще в Баку. Непосредственное управление NITAG он передал братьям — Баруху и Давиду, а также Максу Леву, представлявшему Каганов в Берлине еще до Первой мировой войны, однако и сам прилагал немало усилий, чтобы фирма в кратчайший срок встала на ноги. Его расчет, или, как сказали бы сегодня, бизнес-план, опирался на ряд преимуществ NITAG, способствовавших расширению акционерного общества во время гиперинфляции в Германии 1922–1924 годов, когда цены в стране за три дня вырастали вдвое, а за месяц — в тысячу раз. Ключевое преимущество: общество имело доступ к твердой валюте через COC и United Caucasian Oil Company Ltd.(Объединенную кавказскую нефтяную компанию) в Лондоне — еще одно предприятие, которое контролировали Каганы. Кроме того, им удалось договориться с правительством Германии о временном освобождении от налогов и сократить административные расходы. Благодаря всему этому активы NITAG постепенно росли и к началу 1930-х включали два нефтехранилища (на бывшей военно-морской базе в Вильгельмсхафене и в гамбургском порту), три нефтеналивных танкера, сеть из шестисот пятидесяти автозаправочных станций (в Ольденбурге, Ганновере, Берлине, Саксонии и Восточной Пруссии) и ряд дочерних компаний.

По мнению одного немецкого предпринимателя, которое приводит Дорн, «группа предприятий NITAG являлась важной организацией, занимавшейся поставками, импортом и распределением нефти, и, несомненно, имела большое значение для экономики Германии в рамках данной отрасли».

Книги

«Что общего между нефтью и книгами? Они несут миру свет!» — этот афоризм, ставший своеобразным девизом Каганов, семейное предание приписывает Бендету, третьему сыну Хаима. Человек незаурядный и независимый, он мало интересовался нефтяным делом, из-за чего даже поссорился с отцом и в течение нескольких лет не разговаривал с ним. И хотя Бендету приходилось принимать участие в руководстве коммерческими предприятиями, главной его страстью стали книги. По словам Верены Дорн, он «открыл им [Каганам] мир еврейской библиофилии».

Исторический журнал «He-avar» («Прошлое»)

Петроград. 1918

Впрочем, все представители второго поколения семьи, за исключением, пожалуй, Арона, всегда интересовались книгами, а некоторые и сами занимались книгоизданием. Так, после смерти Хаима Кагана, его дети в память об отце основали в Петрограде издательство «Хаим», успевшее за полтора года существования опубликовать несколько брошюр на идише и один выпуск альманаха «Tsienistishe zamlbikher» («Сионистские сборники»), составленный влиятельным политическим деятелем и литератором Ицхаком Гринбаумом. Но важнейшим проектом издательства стал журнал на иврите под названием «He-avar» («Прошлое»), два номера которого увидели свет в 1918 году под редакцией видного историка Саула Гинзбурга. Свои статьи в «He-avar» публиковали такие выдающиеся еврейские ученые того времени, как Семен Дубнов, Израиль Цинберг, Илья Чериковер, Давид Маггид. При финансовой поддержке Каганов в 1915–1918 годах выходила и сионистская газета на идише «Petrograder togblat» («Петроградский ежедневный листок»), а Давид Каган значился одним из ее редакторов.

Бендет, покинувший Россию еще в 1905 году и поселившийся в Берлине, едва ли мог внести какой-либо вклад в петербургскую издательскую деятельность братьев. Но с его именем непосредственно связаны две самые крупные инициативы Каганов в этой сфере — приобретение (в 1910-м) виленского издательского дома «Вдова и братья Ромм», широко известного в еврейском мире образцовым изданием Вавилонского Талмуда, и учреждение (в 1920-м) берлинского издательства «Jalkut» («Антология»), выпускавшего большей частью литературу на иврите и имевшего собственный книжный магазин в Шарлоттенбурге. Бендет, по словам его дочери Доры, намеревался создать в Германии центр по распространению «священных еврейских книг», поскольку являлся «единственным по-настоящему благочестивым евреем в семье».

Книготорговые начинания Каганов постепенно расширялись. Издательский дом «Вдова и братья Ромм» под управлением Бендета и Ноя Гордона, тогдашнего директора Русско-азиатского банка в Петрограде, был преобразован в акционерную компанию с отделениями в Варшаве и Копенгагене. Ее имущество включало типографии, складские помещения, конторское здание, библиотеку и архив, в котором, помимо печатных матриц, хранились инкунабулы, ценные рукописи, старинные гравюры из Мантуи и Упсалы, ранние издания типографов Роммов, автографы Шолом-Алейхема, Хаим-Нахмана Бялика, Ахад-Гаама. Фирма «Jalkut», которой Бендет руководил в партнерстве со своим братом Давидом, кроме выпуска книг, стала выполнять и роль агентства по сбыту продукции других еврейских издателей, включая таких известных, как Борис Клецкин из Вильно и Авраам Штибель из Варшавы. До 1934 года Бендет Каган состоял также акционером берлинских издательств «Петрополис» и «Обелиск», печатавших книги на русском языке.

Пасхальная агада и каталог издательства «Jalkut»

Берлин. 1920-е

С неменьшим энтузиазмом Каганы участвовали и в благотворительных акциях русских евреев, поселившихся в Германии. Во время Первой мировой войны вместе с единомышленниками, такими как писатель Залман Шнеур и общественный деятель Арон Сингаловский, они отправляли книги еврейским военнопленным из России, содержавшимся в лагерях под Берлином и Цоссеном, а Бендет Каган еще и сотрудничал с Союзом ОРТ, преследовавшим благородную цель превращения евреев-иммигрантов из объектов попечения в самодостаточных, уверенных в себе рабочих и земледельцев, способных — благодаря овладению самыми современными профессиями — пережить любой экономический кризис[4].

В соответствии с определением, предложенным немецким историком Карлом Шлегелем, межвоенный русско-еврейский Берлин представлял собой «отмеченный топос» — специфическое культурное пространство, в котором происходил интенсивный «культурный трансфер» между русско-еврейской иммиграцией и немецко-еврейским окружением[5]. Каганы занимали в этом процессе заметное место — как предприниматели, издатели и меценаты. Но в конце концов всем им пришлось бежать из Германии — после захвата власти в стране нацистами и принятия так называемых Нюрнбергских расовых законов, давших старт выдавливанию евреев из всех сфер экономики и общественной жизни.

Еще в догитлеровскую эпоху мировой экономический кризис 1929–1933 годов и бойкот еврейских предприятий привели издательские и нефтяные компании Каганов, в том числе COC и NITAG, к банкротству. Остатки капиталов Каганам удалось перевести на счета в иностранных банках. К началу 1940-х все члены семьи — через Францию и Португалию — благополучно перебрались в Палестину и США. Сегодня потомки Хаима Кагана живут в основном в Тель-Авиве, Иерусалиме, Рамат-Гане и Нью-Йорке.

Семья

Теплые, доверительные отношения, сложившиеся между многими представителями трех поколений Каганов, Верене Дорн удалось передать с помощью семейной переписки, фрагменты которой мастерски вмонтированы в повествование. Читая проникнутые тревогой письма жены Баруха Кагана, Розалии, их сыну Яше, оказавшемуся с началом Первой мировой войны в берлинской тюрьме в качестве «враждебного иностранца», или трогательные, наивные записки о безмятежной курортной жизни в польском городке Полчине, которыми обменивались Роза Розенберг и влюбленный в нее Яша Каган, невозможно не почувствовать скромное обаяние, свойственное еврейским буржуазным семействам конца XIX — первой половины ХХ веков, когда эпистолярный жанр находился в самом расцвете. Как отмечает исследовательница, ее работа базировалась «на нескольких тысячах писем и многочисленных частных и официальных документах на пяти языках за период с 1876 по 1970 год».

Помимо переписки, важная роль в книге отведена иллюстрациям. Мы видим на них, например, выполненные известным художником Германом Штруком парадные портреты Хаима и Малки, основателей династии, или страницу альбома с потускневшими снимками туристических достопримечательностей, привезенного ими из поездки в Палестину в 1914 году, а также другие семейные реликвии, включая серебряного слона — оригинальное ювелирное изделие, которое удалось контрабандой вывезти из Советской России, и, конечно, предметы еврейского религиозного обихода — ханукальный светильник, субботние подсвечники. Кроме того, в монографию включено множество фотографий, зафиксировавших жизнь Каганов в России, Польше, Латвии, Германии, Франции, Израиле, США, — из них складывается визуальная история этой семьи, не менее значимая, чем ее эпистолярная летопись. Групповые снимки салонных фотографов начала XX века, с которых на нас смотрят солидные, уверенные в себе мужчины в добротно сшитых костюмах, дамы в нарядных платьях и модных шляпках с лентами и цветами, дети в матросках, вполне отвечают нашим стереотипным представлениям об идеальной буржуазной семье[6].

Серебряный слон из столового сервиза Каганов

С выставки «Берлинский транзит» (фото Аллы Соколовой. 2012)

Впрочем, необходимо пояснить, что в немецком языке слово «Bürgerlichkeit» — «буржуазия» (от «Bürger» — «гражданин») не носит столь негативную, идеологически обусловленную коннотацию, как в русском. Соответственно, и смысл этого понятия не следует воспринимать в привычном для нас социально-обличительном ключе. Скажем, когда Верена Дорн пишет об «эстетически утонченной буржуазной доброжелательности» Каганов, то имеет в виду, что они не замыкались в узком кругу состоятельных русско-еврейских иммигрантов, поселившихся в элитном берлинском районе Шарлоттенбург, а всегда поддерживали тесные отношения и с неимущими еврейскими беженцами, преимущественно приверженцами ортодоксального иудаизма, проживавшими в трущобах на Гренадирштрассе[7].

Примечательным документом, в котором сформулированы фундаментальные ценности семьи Каган, является так называемая «Конституция», составленная во французском городке Виши в феврале 1940 года — предположительно Ароном Каганом. Тот находился тогда в затяжной конфронтации с Йонасом Розенбергом и его женой Мириам, урожденной Каган, вокруг вопроса о контроле над семейными финансами и активами. Текст документа представляет собой договор, согласно которому все члены семьи должны заботиться друг о друге, независимо от индивидуальных различий всегда придерживаться основных положений еврейской религии, оставаться верными еврейским национальным интересам, заниматься благотворительностью. В июне 1959-го на собрании семьи в Петах-Тикве «Конституция» была обновлена, в частности в нее внесли просьбу к последующим поколениям «хранить память о наших покойных родителях и о благородных традициях, которых они придерживались».