Заглавие этой рецензии позаимствовано из еврейcкого/антисемитского анекдота (как известно, еврейский анекдот зачастую отличается от антисемитского не содержанием, а тем, кто его рассказывает — еврей или антисемит). В данном случае это вполне традиционная для любого фольклора тема — шутки про скупых. Секрет необычайно вкусного чая, согласно анекдоту, прост: заварки нужно класть вдоволь.

Цимес же ситуации в том, что заварка сама по себе — в значительной степени еврейская, поскольку речь идет о Российской империи, где существовала, как многие помнят, присказка: «Чай Высоцкого — сахар Бродского». Для человека конца XX — начала XXI веков обе эти фамилии вызывают совсем другие ассоциации. Может быть, тут есть повод для генеалогических изысканий — евреи-однофамильцы довольно часто оказываются дальними родственниками. Как, например, в родстве между собой состоят все многочисленные Мандельштамы. Происходят они от одного семейства из местечка Старые Жагоры Ковенской губернии. И — внимание, мы добрались наконец до нашей темы! — в этом же местечке в 1824 году родился Калонимус-Зеев (Вульф) Высоцкий, основатель знаменитой чайной фирмы. Рецензируемая книга — о нем и его потомках[1].

О молодости этого незаурядного человека автор книги, Леонид Лифлянд, пишет вот что:

…Высоцкий занялся хлебной торговлей в местечке Янишки, а позже вместе с семьей тестя и еще с восемнадцатью другими еврейскими семьями организовал сельскохозяйственную артель в рамках проекта «евреи на земле», который в 1840-х достаточно активно поддерживали власти Российской империи. Евреям-землепашцам были выделены от казны земли примерно в 30 вестах от Динабурга… Артельщики, трудившиеся в тяжелейших условиях от зари до зари, не добились ощутимых результатов. Сказались отсутствие подготовки и опыта работы на земле…

В чем именно заключались «тяжелейшие условия»? Или это только оборот речи? Во всяком случае, представленный нам поворот сюжета (не столь уж и значительный) демонстрирует важную черту личности героя — готовность взяться за новое, неопробованное дело. Чайная торговля (в отличие от хлебной) для еврея из Западного края — новация.

Чай в России 1840-х годов — это прежде всего семья Боткиных, у которых мы спустя короткое время видим Высоцкого — уже Вульфа Янкелевича, а то и попросту Василия Яковлевича — в приказчиках. Тут сто́ит на минуту выйти из сферы бизнеса и задуматься над темой, которая достойна целой монографии: «Чайная торговля и русская культура». Ибо старший сын купца Петра Кононовича Боткина, Василий Петрович, — видный эссеист, философ и эстетик, друг Белинского, Герцена и Тургенева, один из лидеров русского западничества; другой сын, Сергей Петрович, — знаменитый врач; третий, Михаил Петрович, — художник; четвертый, Дмитрий Петрович, — коллекционер, ну а дочь, Марья Петровна, — супруга Афанасия Фета. Понятно, что без деловитого «Василия Яковлевича» управлять своим разветвленным предприятием этим интеллектуалам было бы нелегко. Но набравшись опыта, в 1858 году «Василий Яковлевич» основывает собственную фирму.

Пожалуй, автору книги стоило бы уделить Боткиным чуть больше места. И еще сильнее не хватает очерка истории русской чаеторговли.

Известно: по тому, как называется чай на разных европейских языках, можно понять, каким способом он поступал в страну — морским или сухопутным. Русское «чай» восходит к северокитайским наречиям, а не к кантонскому диалекту, распространенному на юге Китая. Значит — наземный путь? Так и есть — с середины XVIII века вся торговля с Поднебесной велась через Кяхту, городок в Забайкалье, обретший неожиданно чрезвычайное значение. Коммерция была монополизирована до предела: торговать разрешали не всем и только по бартеру (с русской стороны — мех, сукно, льняные ткани, юфть, с китайской — чай, шелк, фарфор), расценки устанавливались по сговору. Пробиться в Кантон (Гуаньчжоу), через который велся основной товарообмен Европы с Китаем, русским долго не удавалось. Это, между прочим, явилось официальной целью первой русской кругосветной экспедиции во главе с Крузенштерном в 1803–1806 годах. Но закрепиться в Кантоне русской фактории удалось лишь более чем полстолетия спустя. Кантонская чайная торговля стала теснить кяхтинскую (посуху везут теперь в основном дешевый чай для простонародья). Именно в этот момент и возникает фирма Высоцкого.

Дальше — постепенное восхождение, превращение в главную чайную фирму России (ну или одну из двух-трех главных). Здесь есть свои нюансы. Например, купцом первой гильдии Высоцкий становится лишь в 1889 году. Дискриминация иудея? Но и старик Боткин сделался первогильдейцем совсем незадолго до смерти. Что это — низкий (в сравнении с другими коммерсантами) статус чаеторговцев? Не мешало бы и это растолковать.

А вот житейская изнанка: подделки китайского чая (путем смешения его с так называемым «иван-чаем», или «капорской травой»), нищенская оплата и отвратительные условия жизни рабочих. Это — общая практика эпохи, характерная отнюдь не только для предприятий Высоцкого и вообще не только для чаеразвесочных фабрик (возникают естественные аналогии с нашим временем, но с поправкой на глобализацию: в продукты теперь добавляют не местные травки, а экзотическое пальмовое масло, в собачьих же условиях живут среднеазиатские гастарбайтеры). Автор подчеркивает пристрастность журналистов, обличавших Высоцкого: «"Еврейскую" фирму подчеркнуто обвиняли в грехах, присущих всем… современникам, независимо от вероисповедания». В книге приведена карикатура, на которой короб с поддельным чаем несет еврей, переодетый китайцем. Выразительно…

Вершина — создание в 1897 году Товарищества чайной торговли «В.Высоцкий и К°», имеющего статус «поставщика Его Величества». Потом на свет появляется дочерняя компания «Д.Высоцкий и Р.Гоц». Давид Высоцкий — сын патриарха, Рафаил Гоц — зять… Другие зятья — Цетлин, Гавронский, тоже успешнейшие коммерсанты. Возникает династия.

И вот тут-то сюжет получает неожиданный поворот.

Перед нами еврейская патрицианская семья. Просвещенное купечество — такое же, как уже отошедшие на второй план Боткины. Подобно Петру Боткину, Вульф Высоцкий — богач в первом поколении, но это Россия, здесь деньги моложе; здешние коммерческие династии — не манновские Будденброки, а горьковские Артамоновы, которых едва хватает на три поколения.

Итак, достигший вершины Вульф Высоцкий наслаждается своим положением, расширяет бизнес и активно меценатствует — преимущественно в еврейской среде. Жертвует деньги на еврейские училища, на журналы, особенно охотно — на еврейское обустройство в Палестине. Его сыновья, дочери и зятья еще вполне остаются в той же парадигме. Но они уже не «титаны» — просто респектабельные и трудолюбивые еврейские буржуа.

Внуки же и внучки — во-первых, люди русской культуры; во-вторых, баловни судьбы, равнодушные к торговле; в-третьих… Вот тут самое колоритное, а на иной взгляд — самое печальное. Можно было бы сказать, что с Высоцкими — правда, на поколение позже — произошло то же, что в свое время с Боткиными. Но дети Боткиных не становились революционерами. А внуки Вульфа Высоцкого — стали.

Здесь особенно бросается в глаза фигура Михаила Рафаиловича Гоца. Прошедший к тридцати пяти годам огонь, воду и медные трубы, сосланный на Колыму, участвовавший в Якутской трагедии (трагически закончившейся попытке сопротивления ссыльных, в основном евреев, полицейским властям), проведший несколько лет на каторге, вернувшийся паралитиком, этот человек занял исключительное место в молодой партии эсеров. Формально — член ЦК и заграничный представитель боевой организации. На практике — человек № 1, единственное начальство над «генералами террора» — Гершуни, а потом Азефом (последнему Гоц безусловно доверяет и все обвинения в его адрес отметает). Фактически единолично он формировал ЦК (съезд послушно голосовал за составленный Гоцем список) и из инвалидного кресла, как Марат из ванны, «усталому Аиду жертвы назначал».

В какой мере деньги Высоцких проникали в кассу партии социалистов-революционеров? Михаил Рафаилович отнюдь не был для семьи «отрезанным ломтем». В 1899–1901 годах он числился заведующим одесским отделением фирмы «В.Высоцкий и К°», а позднее, до самой смерти — членом ее правления. В общем, есть все основания предполагать, что сам государь император, выпивая во время завтрака чашку чая, вносил свой вклад в финансирование террористического подполья.

Идем дальше. Вот младший брат Михаила, Абрам Рафаилович Гоц (один из трех персонажей, составивших небезызвестный «Гоцлибердан» — обобщенный образ оппортуниста из учебника по истории КПСС). Прожил 58 лет, более двадцати из них — на каторге и в ссылке, десять до 1917-го, десять после. В промежутке — несколько лет подпольной борьбы с царем, еще несколько — с Лениным, а потом — тихая служба плановиком в Симбирске. Но в итоге — смерть в ГУЛАГе, под Красноярском.

Внук старика Высоцкого по прямой мужской линии — Александр (Самуил) Давидович Высоцкий, тоже эсер, политэмигрант. После Февральской революции он возвратился в Россию и два десятилетия спустя, в годы Большого террора, был расстрелян.

А вот еще одна ветвь — Гавронские. Внуки основателя династии Борис (Бер) Осипович, компаньон товарищества «В.Высоцкий и К°», и Лазарь (Лейзер-Хаим) Осипович, стоматолог, — мирные граждане, сочувствующие революции. Зато их родные братья — Александр (Исаак) Осипович, впоследствии известный кинорежиссер, бактериолог Яков Осипович и философ Дмитрий (Меер) Осипович — активные члены партии социалистов-революционеров. А их сестра Амалия Осиповна (по мужу Фондаминская) — можно сказать, эсеровская Прекрасная Дама.

В какой-то момент молодая, изысканно-хрупкая Амалия Осиповна была арестована. Лифлянд приводит обширный фрагмент из знаменитого мемуарного текста:

…матери Амалии удалось добиться того, — она, конечно, для этого денег не жалела, да она и вообще не знала им цены, — что одиночку Амалии, конечно, совершенно такую же, как и у всех других заключенных Таганской тюрьмы, оклеили обоями. Дело до того неслыханное! Амалия была вегетарианка, и «мамаша» добилась того, что тюремный повар приготовлял для нее специальные блюда. Амалия получала огромные передачи, среди которых было много конфет и цветов — то и другое она рассылала по всей тюрьме.

Тут цитата в книге Лифлянда обрывается — а там еще много прекрасного. Например, что по всей тюрьме из камеры Амалии разносился аромат духов. Или такое:

Сама она рассказывала потом о тюрьме, где просидела всего лишь один месяц, с удовольствием. Там она, между прочим, невольно наслушалась разных ругательств. Среди этих ругательств были очень грязные (нигде, быть может, не ругаются так, как в тюрьмах среди уголовных). К счастью, она этих ругательств не понимала. Помню, как мы были смущены с Ильей, когда она нас как-то спросила, что означает то или другое слово — при этом она наивно, как ребенок, его искажала («скажите, что это значит — там постоянно все говорили: "Ступай к Евгеньевой матери?"»).

Илья — это муж Амалии Осиповны Илья Исидорович Фондаминский, видный эсер, масон, мистик, культурно-политический активист первой волны русской эмиграции и, что невероятнее всего, православный святой (сменил веру перед тем, как отправиться в концлагерь, но от предложенного побега отказался: пожелал «умереть с евреями, но христианином»; впоследствии канонизирован Константинопольским патриархатом). А автор мемуаров — Владимир Михайлович Зензинов, один из рыцарей прекрасной Амалии, член боевой организации эсеров и — Лифлянд не обходит сей факт вниманием — тоже выходец из семьи чаеторговцев, только не еврейских, а старообрядческих. Старообрядцы и евреи как два источника кадров и денег для русской революции — какой сюжет!

Мистическая связь чайной торговли и революции — тема примечательного стихотворения Бориса Слуцкого, включенного в книгу Лифлянда:

   Крепок сук был тот, где вы сидели.

   Только все наследники — при деле:

   ни на миг не покладая рук,

   весело рубили этот сук.

В сущности, такими поворотами полна история многих капиталистических династий, не только российских. А уж русско-еврейских — особенно. Но в случае Высоцких количество революционеров не может не впечатлять.

Еще одна линия — Цетлины. Тоже внуки. Тут известнее всех Михаил Осипович Цетлин, поэт (псевдоним Амари). Не первого ряда поэт, даже не второго. Но быть русским поэтом третьего ряда в Серебряный век — славная участь. Литературный салон в Париже… Ну и, конечно, революционные симпатии. Еще один жертвователь чайных денег в эсеровскую кассу. Кстати, колоритная деталь: сына Цетлина звали Валентин-Вольф. В память о ком второе имя — понятно, первое же — в честь художника Валентина Серова, друга семьи. А дочь Ангелина — в честь Ангелины Беловой, жены Диего Риверы. Впрочем, влияние семьи Высоцких на развитие русской поэзии скромной деятельностью Амари не исчерпывается, ибо предмет юношеской влюбленности Бориса Пастернака и адресат его знаменитого стихотворения «Марбург» — не кто иной, как Ида Давыдовна Высоцкая. Завершись эта влюбленность браком — ах, какая прекрасная была бы рифма к Фету и Марье Петровне Боткиной!

Когда долгожданная революция наконец случилась, клан Высоцких лишился большей части своего состояния, а также недвижимости и уникальных художественных коллекций в России. А глава клана Давид Высоцкий с семьей, как и бо́льшая часть остальных родственников, бежали от власти большевиков за границу. Но значительные активы в разных странах и известность на мировом рынке чая позволили им остаться на плаву. Основная производственная деятельность фирмы, переименованной в «Англаз» («Англо-Азиатская компания»), вплоть до 1939-го велась в Данциге, продукцию поставляли по всей Европе, а также в подмандатную Палестину…

После войны фирма возродилась уже в Израиле, где в настоящий момент контролирует три четверти чайного рынка. Воистину непотопляемый бизнес! Правда, нынешние собственники товарного знака «Wissotzky Tea», Зайдлеры, к Высоцким имеют весьма отдаленное отношение — если вообще имеют. Лифлянд высказывается об этом туманно: «Отметим, что между семействами Высоцких и Зайдлеров прослеживается родственная связь». Может, и в самом деле прослеживается. Но не в этой книге…

Впрочем, Израиль и чай — отдельный сюжет. Мы знаем (кто из «Путешествия в Стамбул» Бродского, кто на личном опыте), что чай в Турции лучше, чем кофе. Но это сейчас. Сто с небольшим лет тому назад в турецких владениях, в том числе в Палестине, пили в основном кофе. Как массовый напиток чай (и самовары) принесли в Землю обетованную русские евреи. И конкретно чай Высоцкого — эмблему и мифологему.

В Советской же России на смену фирмам Высоцкого и его конкурентов пришли фабрики, подчиненные безликому «Центрочаю». А на память потомкам остались красивейшие пачки, ларчики и этикетки — свидетельства об огромном куске еврейской, русской и русско-еврейской истории, выстроившемся вокруг — всего-навсего — завезенного когда-то из Китая напитка…

Этими образцами старинного дизайна и старинного китча книга Лифлянда, напоминающая скорее альбом, чем историческое сочинение, проиллюстрирована весьма обильно. И это не случайно: автор — не столько историк, сколько коллекционер чайной атрибутики. Впрочем, как мы попытались показать, ему удалось на глянцевых страницах своего труда затронуть — хоть и поневоле поверхностно — немало поистине захватывающих сюжетов.