---

Парадоксы литературной репутации: Шолом-Алейхем как русско-советский классик

• Геннадий Эстрайх. Советская карьера Шолом-Алейхема
• Михаил Крутиков. Шолом-Алейхем в довоенной советской критике
• Александр Френкель. Русский писатель Шолом-Алейхем

Новое литературное обозрение, 2012, № 114

---

Давно известно: Шолом-Алейхем — универсальное зеркало, показывающее, что и как происходило с еврейской культурой в СССР; отчасти — что и как происходит с ней в России до сих пор. В свою очередь, вопрос о еврейской культуре и — шире — о евреях был и отчасти остается тестом, позволяющим судить о культурном и, в значительной степени, политическом климате в стране.

Блок из трех обширных историко-литературоведческих статей, опубликованных в «НЛО» и посвященных еврейскому классику, позволяет многое в этом «зеркале» разглядеть. Собственно говоря, все они так или иначе — об одном: каким именно образом Шолом-Алейхем стал неотъемлемой частью русского культурного ландшафта, главным репрезентантом всего «еврейского» в глазах советского читателя и зрителя, что для этого сделал он сам, что — переводчики, что — литературные критики, идеологи, просто начальство. Причем между тремя представленными работами есть такое сущностное внутреннее родство, что можно сказать: перед нами маленькая коллективная монография, в которой каждая глава плавно перетекает в следующую. Вот как это выглядит тематически: Шолом-Алейхем как объект включения в общесоветский культурный канон (Геннадий Эстрайх), Шолом-Алейхем как объект советской еврейской литературной критики (Михаил Крутиков), Шолом-Алейхем как русский писатель и переводчик собственных произведений на русский язык, то есть тот, кто сам стоял у истоков проникновения своих книг в русское культурное пространство (Александр Френкель).

В своих «главах» Эстрайх и Крутиков убедительно показывают, полем каких идеологических баталий оставалась проза Шолом-Алейхема на протяжении всех семидесяти лет советской власти, как методы восприятия и интерпретации его текстов колебались по известному рецепту — «вместе с линией партии». Сами по себе такие «интеллектуальные колебания» не выглядели бы чем-то диковинным и любопытным для современного читателя, если бы все это не происходило на причудливой «советской еврейской улице». Это обстоятельство придавало и методам, и результатам изрядное своеобразие.

Последняя из «глав» на первый взгляд кажется менее «идеологической», более «описательной» по сравнению с двумя предыдущими. Казалось бы, она прежде всего лишь упорядочивает, «инвентаризует» малоизвестное, забытое творчество Шолом-Алейхема на русском языке, но и в этой статье присутствует серьезный историко-филологический анализ — как оригинальных русских текстов Шолом-Алейхема, так и его автопереводов. В частности, из нее становится понятно, что метод перевода с идиша, основанный на упрощении и русификации, был предложен в начале XX века именно Шолом-Алейхемом, и даже десятилетия спустя эти идеи автора продолжали влиять на его многочисленных переводчиков, в том числе таких квалифицированных и талантливых, как, например, Михаил Шамбадал. Картина формирования советского «шолом-алейхемовского канона» (финальной точкой этого процесса стало издание знаменитого шеститомника) оказывается куда сложнее, чем банальное отражение цензурной или национальной политики в СССР. Открывается парадоксальная грань: «русско-советский Шолом-Алейхем» во многом был спроектирован не кем иным, как самим писателем. Кроме всего прочего, статья Френкеля, построенная на сличении параллельных еврейских и русских текстов классика, а также различных редакций его ранних произведений, выглядит и как увлекательный литературоведческий детектив.

В сущности, сам факт появления этой объемной, «монографической» публикации в «НЛО» означает, что «волшебное зеркало» Шолом-Алейхема продолжает работать. Примечательно: за последние три года журнал уже во второй раз публикует специальный «еврейский» тематический блок (предыдущий — «В поисках “настоящего еврейского штетла”» — был напечатан в № 102). Похоже, это тенденция: ведущее филологическое издание страны признает еврейскую литературу органической частью общероссийского литературного процесса. Не зря боролись…