Если отвлечься от технических подробностей, можно сказать: журнал родился от тоски. Тоски по книге. Умной, добротной книге, хорошо написанной, тщательно подготовленной, любовно изданной…

В конце 1980-х мы радовались любой еврейской брошюрке, вышедшей из-под типографского станка, а не из пишущей машинки самиздатчика. Радовались любому пособию по ивриту, любому буклетику по основам иудаизма, любому еврейскому календарику — радовались самому факту их выхода в свет, не оценивая содержание, не вдаваясь в нюансы. Когда раннеперестроечный туман рассеялся, а первичный читательский голод прошел, стали прорисовываться безрадостные детали. Книг по еврейской истории и культуре выходило все больше, перехода количества в качество не наблюдалось, скорее наоборот… Точка кипения была достигнута, когда на прилавки поступил роскошный альбом «Иудаизм в искусстве» — русская версия американского бестселлера, выпущенная каким‑то российско-белорусско-украинским издательским концерном и отпечатанная в Сингапуре. Полиграфия восхищала, текст ужасал. Особенно «бодрило» слово «Прохождение» (буквальный перевод английского Passover), изобретенное переводчиком для обозначения праздника Песах: «Подготовка к празднованию Прохождения», «Ярусный прибор для Прохождения» — и так из страницы в страницу… Если мне не изменяет память, именно полистав этот альбом, основатель журнала, покойный ныне Лёва Айзенштат, сформулировал: мы должны стать «санитарами леса». Тогда, по сути дела, «Народ Книги в мире книг» и родился. Под эту миссию и авторский коллектив подбирался…

***

Прочитав недавний — боевой, весьма боевой! — номер журнала, одна моя знакомая спросила: «Тебя после таких публикаций никогда не били?» Я задумался… Кажется, была попытка. Выпятив грудь и угрожающе сопя, некий профессор-историк, недвусмысленно обвиненный на страницах «Народа Книги» в безграмотности, а заодно и плагиате, и вскоре, на беду, встреченный мною на какой-то конференции, попытался прижать редактора-обидчика к стенке в полутемном коридоре загородного пансионата. Признаюсь, я тогда поспешно ретировался. Дискуссия в предложенном формате в мои планы явно не входила.

Когда-то, еще на заре существования «еврейского книжного обозрения», были у меня и моих коллег по редакции иллюзии, что выяснять отношения с раскритикованными сочинителями и издателями мы будем все-таки не на кулаках, а на словах — причем прямо на страницах журнала. Даже рубрику «Полемика» специально завели — но она как-то быстро увяла. Полемика не задалась. Может, сам этот жанр плохо прививается в наших широтах?

Но это совсем не означает, что никакой реакции на критические публикации «Народа Книги» не было вообще — разнообразных откликов всегда хватало. В том числе — и от обиженных авторов. Они и писали, и звонили, и передавали «приветы» через третьих лиц; высказывали недоумение, возмущение, обиду, обвиняли журнал в заказном характере рецензий (эх, показал бы мне кто-нибудь таких заказчиков!), порой просто оскорбляли. Пожалуй, переход на личности даже преобладал.

Помню, одна литературная дама из дальнего зарубежья прислала по электронной почте обширный донос на критика, не вполне оценившего ее самовлюбленные писания. В доносе сообщалось, что рецензент не только не обладает «систематическим филологическим образованием», абсолютно необходимым для правильного понимания ее творчества, но и «достоверно известно, что уже в 1988 году он являлся евреем-выкрестом и состоял членом некоей христианской организации». О, этот неизбывный стукаческий стиль: «достоверно известно»! Учили ему в советские годы тех, кто получал «систематическое филологическое образование», что ли? Рецензент наш, надо сказать, тоже обиделся и пообещал подать на даму в суд за клевету. Пришлось успокаивать…

Немало «теплых слов» в свой адрес услышали, точнее — прочитали, обозреватели журнала, позволившие себе проанализировать нынешние крымчакские издания. Не ставя под сомнение право любого народа на свободное национальное развитие, наши авторы указывали лишь на антинаучность попыток — в угоду политической конъюнктуре — «деиудаизировать» крымчакскую историю, изобрести крымчакам новое — «тюркское» — прошлое. Реакция последовала бурная. Еврейский журналист с Украины так оскорбился за братский крымчакский народ, что в своем письме без обиняков назвал рецензентов подлецами и пообещал принять меры (все тот же стиль, тот же стиль!). Откликнулись и сами крымчакские радетели «тюркской идеи». Их пространные послания, принесенные электронной почтой, были пронизаны раздражением и плохо скрываемой юдофобией. Рецензентов обвиняли в «облегченном (местечковом) журналистском подходе» к сложной крымчакской проблематике, а также в продажности, доказательством чему служил… напечатанный на обложке «Народа Книги» список зарубежных спонсоров. При поддержке таких спонсоров, подчеркивал один из крымчакских мыслителей, писали бы вы лучше «о счастливом единстве Народа Книги в стране обетованной». Не обошлось и без вовсе уж абсурдных инвектив: среди прочего в посланиях сообщалось, что «в книжных лавках мужей и дочерей Народа Книги в Крыму» бессовестно задраны цены на российские издания и что «дымшицы были в почете и при Политбюро» (один из рецензентов, покусившихся на крымчакскую самобытность, носит, подлец, фамилию Дымшиц). На мгновение показалось, что наконец-то редакторская мечта сбудется и долгожданный материал для рубрики «Полемика» поступит. Главный крымчакский летописец, кандидат наук из Симферополя, сообщил редакции о готовности изложить на страницах «Народа Книги» собственные взгляды на крымчакский этногенез, одновременно ехидно подначивая: мол, никогда вы меня не опубликуете, свойственный еврейскому журналу «общинный подход не позволит ущемлять корпоративных интересов». Разумеется, редакция выразила полную решимость предоставить симферопольцу трибуну и напечатать его текст без всяких купюр, после чего ученый муж от готовности «излагать взгляды» моментально отрекся…

Ну да бог с ними, с крымчаками. Наивным было всерьез рассчитывать на диалог с манкуртами, взыскующими «бога Тенгри». Но уж на «твердой» ашкеназской-то почве? Проблематика переводов с идиша на русский? Место литературы на идише в нынешней русско-еврейской культуре? Значение наследия восточноевропейской диаспоры для современного еврейского образования? Мы столько об этом писали — возмущались плохими переводами, призывали совсем отказаться от порочной практики «перевода с перевода», высмеивали кочующие из статьи в статью, из предисловия в предисловие штампы и заблуждения… Всё надеялись на содержательные отклики, разговор по существу, общественную дискуссию, открытый диалог. Ничего этого не было. «А в ответ — тишина». И новые переиздания малограмотных книжек…

А вот — еще одна история о реакции на нашу рецензию. История, как представляется, показательная.

Очередная встреча в кулуарах какой-то конференции. Элегантный джентльмен, высокопоставленный сотрудник компании «Getty Images», был преисполнен гордости и пугающего мессианского пафоса: «Мы принесем в Россию эту впечатляющую панораму… Впервые русский читатель получит доступ…» Речь шла о масштабном проекте: альбом «Евреи в XX столетии» с текстом прославленного историка Мартина Гилберта готовился к публикации на нескольких европейских языках, включая русский. На совет озаботиться качеством русского перевода англичанин откликнулся потоком безудержных комплиментов в адрес своего российского партнера — московского издательства «Арт-Родник», столь ответственного и профессионального, что лучше и представить себе невозможно.

Реальность превзошла наихудшие ожидания. Вскоре прекрасно отпечатанный том с интереснейшими иллюстрациями и выдающимся по безграмотности текстом появился на прилавках…

Рецензию в «Народ Книги» я писал сам. Возмущался издателями, редакторами и переводчиками, выбрасывающими на книжный рынок таких «уродцев», приводил очередные примеры наиболее ярких переводческих «открытий»: «Американский Еврейский соединенный комитет распределения “Соединение”» (это о «Джойнте»), «Мендель Мохер-Сефорим», что якобы означает «Малыш Мендель — продавец книг», а «настоящее имя Менделя было Яков Абрамович Шолом» (это о Шолом-Якове Абрамо́виче, ставшем классиком литературы на идише под псевдонимом Менделе Мойхер-Сфорим), «рабби Коок» (это о раввине Аврааме Куке, основоположнике религиозного сионизма).

Редкий случай — издателям пришлось официально реагировать на публикацию «Народа Книги». Один из американских читателей журнала отправил английский перевод рецензии в «Getty Images», скандал приобретал международный характер, отмолчаться джентльмен из Лондона уже не мог. Сначала в редакцию поступило его обиженно-хамское письмо: мы принесли в Россию… впервые русский читатель получил… в проект вложены средства… вы очерняете великий почин…

А затем… Затем рафинированный лондонец поступил вполне в стилистике заматерелых советских аппаратчиков. Попавшая под огонь критики книга отправилась на экспертизу к «дружественному» рецензенту — бывшему московскому журналисту-международнику, а ныне — преуспевающему английскому бизнесмену и давнему деловому партнеру «Getty Images». Сей «эксперт» подготовил весьма обширный и вполне курьезный отзыв, дал восторженную оценку усилиям издателей и переводчика, решительно отверг «поступившие из Петербурга» упреки и в завершение, для объективности, мягко указал на ряд «мелких недочетов», вроде: «Я бы использовал оборот “бухарские евреи” (Bukharan Jews), как в английской версии книги, вместо оборота “евреи Бухары”, как в ее русской версии, хотя и последний оборот, разумеется, вполне приемлем». Разоблачены были и «происки» про рабби Кука: «Претензии рецензента из Санкт-Петербурга безосновательны. В английском оригинале книги стоит Kook, а не Cook. Перевод “рабби Коок” абсолютно верен. Я встречал людей с фамилией Kook во Франции и других странах, и все они произносили свою фамилию не Кук, а Коок». Отзыв «эксперта» джентльмен из «Getty Images» разослал по городам и весям, в сопроводительном письме сообщив, что наконец-то он получил компетентную оценку своего проекта и что конструктивная критика незначительных недостатков будет, несомненно, учтена при новых переизданиях…

Пожалуй, эта бюрократическая «реакция на критику» много хуже стукаческих интенций обиженных литераторов. Там — живые человеческие эмоции, оскорбленное авторское самолюбие, можно понять. Здесь — холодное равнодушие чинуши, умело пускающего пыль в глаза спонсорам и начальству заказными рецензиями и безудержным пиаром.

Самое печальное: еврейское книгоиздание в наших краях до сих пор зиждется преимущественно на субсидиях, нередко к тому же спонсоры обитают далеко и сами по-русски не читают. Не потому ли бюрократическая логика в отечественной «околоиздательской» жизни столь часто вытесняет логику обычную, а восторженные заказные рецензии столь подавляюще преобладают над рецензиями искренними и острыми? Не потому ли и книжное обозрение «Народ Книги в мире книг» с его некомплиментарным стилем выглядит откровенной белой вороной на благостном, бесконфликтном фоне постсоветской еврейской прессы?

***

Пока я писал эти невеселые заметки, из книготорговли поступило очередное издание-уродец — «Мост желания» американского литературоведа Дэвида Роскиса, русский перевод его вдохновенной монографии «A Bridge of Longing» по истории литературы на идише. На титуле — логотипы двух солидных столичных издательств, «сидящих» на серьезных спонсорских деньгах. А под обложкой — вязкий, неуклюжий, неряшливый текст, почти подстрочник, пестрящий грамматическими, стилистическими и фактическими ошибками. Даже падежи то тут, то там не согласованы — да прочитал ли эту книгу, прежде чем расписаться в платежной ведомости, хоть один из многочисленных редакторов и корректоров, чьи фамилии значатся на предпоследней странице? Еврейские имена и термины на сей раз, слава богу, не перевираются, «праздника Прохождения» и «рабби Коока» тут не встретишь, зато других переводческих «перлов» — хоть отбавляй. Ну вот, например, такой. Английский детский стишок про легендарного короля Коля, полюбившийся российской детворе в классическом переводе Маршака («Старый дедушка Коль был веселый король»), представлен в этой книге по-новому, прямо скажем — неожиданно: «Старый король Капуста был веселый старичок». А написал, оказывается, этот фольклорный стишок, известный в Британии еще с начала XVIII века, не кто иной, как… еврейский поэт первой половины XX века Мойше Надир. Так и написано…

В который раз скверный, безответственный, доходящий до полной потери смысла перевод не только «убил» прекрасную книгу, но и надолго закрыл возможность ее прихода к русскому читателю в адекватном, достойном виде.

Нет, рано еще «Народу Книги в мире книг» переключаться на панегирики. Будем продолжать некомплиментарно.