Евгений Мороз
«Новый мир» — старые приемы
Июнь 2009
Реплика
Версия для печати
Павел Крючков, обозреватель периодики «Нового мира», в 4-м номере этого издания за текущий год поместил критический отклик на мою работу, опубликованную в журнале «Народ Книги в мире книг». Краткость рецензента позволяет воспроизвести его текст полностью:




Евгений Мороз. «Еврейский вопрос» в творчестве Александра Солженицына. Опыт подведения итогов. — «Народ Книги в мире книг», Санкт-Петербург, 2008, № 76.


Рубрика «In memoriam». Это такие как бы проводы. «Что же касается еврейской темы, на свете было немало талантливых людей, недоброжелательно относившихся к евреям, и я не вижу в этом какой-то особой проблемы». То есть не взыщите, господа-товарищи, он все равно умер антисемитом и клеветником. Попутно еще раз подвергнув сомнению «с помощью» Шаламова («Солженицын лагеря не знает и не понимает») и солагерника А.С. — С.Бадаша — солженицынский «опыт зэка»; попутно процитировав, великодушно присоединившись, Шимона Переса («Да хранит Господь душу его»), — Е.М. полузагадочно пишет: «Действительность не вписывается в однозначную черно-белую гамму, и во многих случаях достоинства человека органически связаны с его недостатками. Без готовности играть в чужие игры и прибегать к разного рода хитростям Солженицын не смог бы донести до западного мира свое послание о преступлениях сталинского режима. Шаламову, при всем его таланте, сделать подобное не удалось. Он был для этого слишком бескомпромиссен — не мог напечататься в Советском Союзе и получить необходимую известность. <…> При всех его тактических хитростях [Солженицын] был исключительно самоотвержен, просто маниакально одержим своими идеями (рассказать миру о лагерях?  П.К.). Всю жизнь бодался с дубами и один раз даже победил».


Подобные пассажи, как мне кажется, рассчитаны как раз на тех, кто не читал и никогда не прочитает, скажем, «Теленка» или тот же «Архипелаг».


Примечателен и эпиграф из Окуджавы к этому рассудительному коллажу из цитат и умозаключений: «Нас осталось мало, мы да наша боль. / Нас немного, и врагов немного». Ну что вы, это не цинизм, не злоба. Это, очевидно, такая констатация факта.




Отмечу, что основной теме обозреваемой публикации — «Солженицын и “еврейский вопрос”» — рецензент посвятил ровно одну фразу. Ограничился тем, что обозначил мою критическую позицию по отношению к концепции Солженицына. Характерна в данном случае вызывающе шаржированная формулировка: «То есть не взыщите, господа-товарищи, он все равно умер антисемитом и клеветником». Иными словами: этого не может быть, потому что не может быть никогда. Уважаемый рецензент просто не пожелал снизойти к рассмотрению множества приведенных (не только мною) фактов, свидетельствующих о самом пристрастном подходе Александра Исаевича к евреям и «еврейскому вопросу».


Подробнее высказался новомирский обозреватель о теме, для моей работы второстепенной, — о сомнениях в качестве лагерного опыта великого писателя, большую часть своего срока сумевшего продержаться на «придурочных» должностях. Но и здесь обошелся рецензент без пространных комментариев — лишь упомянул, что следую я мнению Шаламова и Бадаша. Забыл добавить, что их-то лагерный опыт был много более основателен, и повернул дело так, будто бы отрицаю я великую заслугу автора «Архипелага ГУЛАГ», сумевшего поведать миру о чудовищной системе советского трудового рабства. Упрек Крючкова иначе как непристойным домыслом охарактеризовать не могу. Если бы ограничился Александр Исаевич в своем творчестве только «Архипелагом» — оставался б я по сей момент в числе самых верных его почитателей. Не помешало бы и то, что, по глубокому моему убеждению, Шаламов пишет о лагере не только беспощаднее, но и точнее.


Не поставил бы в вину автору «Архипелага» и его стремление выжить, устроившись на «придурочную» должность. Спасался, как мог. Скверно, однако, то, что, обойдя этот жгучий вопрос в «Архипелаге», в «еврейском» своем сочинении характеризует Солженицын подобное поведение как страшный грех, который приписывает, главным образом, заключенным-евреям. Включая и Бадаша, коему повезло в лагере куда меньше, чем самому Солженицыну. Фантазирует при этом нобелевский лауреат самозабвенно. Непорядочно это, видит Бог, непорядочно. Не единственная подобная претензия. Так что в ответ на предположение, будто статья моя рассчитана на тех, кто никогда не читал «Архипелаг ГУЛАГ», могу лишь заметить, что отклик Крючкова рассчитан, видимо, на тех, кто никогда не читал «Двести лет вместе».


Не говорю уж о произведении, известном много меньше «Двухсот лет», — откровенно антисемитском труде «Евреи в СССР и будущее России», чья принадлежность Солженицыну, несмотря на яростные опровержения последнего, устанавливается, увы, текстологически. Крючков об этом деликатном вопросе, как и о много другом, предпочитает умалчивать. Старый шулерский трюк. Попал в историю — закатывай скандал, а лишние карты под стол.


Единственное, с чем готов в рецензии согласиться, — замечание об эпиграфе. Оставляю на совести Крючкова издевательски двусмысленную интонацию, позволившую ему, «великодушно» снимая с меня обвинение в цинизме и злобе, сделать это так, чтобы про цинизм и злобу многозначительно помянуть. В самом деле, безо всякой на то радости, хотя и не предаваясь особым скорбям — поздновато уже, — констатирую очевидный для меня факт: как и прочие носители либеральных убеждений, нахожусь я по отношению к пафосному почвеннику Солженицыну во враждебном лагере. Сам Солженицын людей подобных убеждений во враждебный для себя лагерь и поместил. Так что иду по пути покойных Шаламова, Бадаша, Копелева, Синявского… Мне эта компания нравится, а вот Крючкову нет — он всею душою вместе с Александром Исаевичем. У каждого свои убеждения, вопрос не обсуждается. Другое дело, манера моего рецензента писать бойкие гадости, обходя при этом суть вопроса и передергивая факты. Подобное поведение осуждения все-таки заслуживает.