---

Френкель Й. Пророчество и политика: Социализм, национализм и рус. еврейство, 1862–1917 / Пер. с англ. С.Ильина под общ. ред. В.Левина. – Иерусалим: Гешарим; М.: Мосты культуры, 2008. – 848 с. 1000 экз.

Натанс Б. За чертой: Евреи встречаются с позднеимпер. Россией / Авториз. пер. с англ. и науч. ред. А.Е.Локшина. – М.: Рос. полит. энцикл. (РОССПЭН), 2007. – 464 с., [12] л. ил. 1000 экз.

---

Доводилось ли вам когда-нибудь читать по-русски настоящую научную литературу по иудаике? Такую, о которой можно было бы сказать: вот он, образец для подражания; такую, которая будит мысль и вызывает желание обсудить прочитанное с друзьями и коллегами? Честно признаться, редко встречаются подобные книги. Но не так давно мне повезло и сразу два образца качественных исторических сочинений оказались в моих руках.

***

Наконец-то вышла в русском переводе уже давно ставшая классической работа израильского историка Йонатана Френкеля (1935–2008). Весь мир лет 25 уже ее цитирует, а русскоязычный читатель только знакомится с нею — что ж, лучше поздно, чем никогда.

История идей — сложнейший раздел исторической науки. Это только так говорится, что «идеи витают в воздухе». На самом деле они рождаются в головах конкретных людей — надо выяснить, каких именно людей; идеи распространяются — и надо узнать, кто и кому рассказал о чем-то или дал прочесть; идеи живут и умирают, возрождаются вновь — надо понять почему. Научная постановка таких вопросов только в редчайших случаях приводит к положительному результату. Обширный труд Йонатана Френкеля с уверенностью можно отнести как раз к редчайшим случаям.

Занимаясь преимущественно историей российского еврейского социализма в позднеимперский период, Френкель выстраивает континуум, на одном полюсе которого доминирует национальное, а на другом — социалистическое. Перед нами история определенной идеологии, но взятая не в абстрактно-философском смысле, а выраженная через судьбы людей, преломленная в их мировоззрении и потому зачастую противоречивая и неоднозначная. «Пророчество и политика» вполне оправдывает свое название. Преобладает, разумеется, тема политики, представленная революционным движением, деятельностью партий, эмиграцией и различными попытками русского еврейства ответить на вопрос, каково его место в русской революции. Но пророчество, воплощенное на тот исторический момент в сионизме, порой выступает доказательством приоритета идеи над жизненными обстоятельствами и победы личности над объективными законами истории.

Словосочетание «еврейский социализм» заключает в себе противоречие, поскольку социалистическое подразумевает интернационализм, то есть отказ от национального. Но ни внутренние причины, ни внешние обстоятельства не позволяют еврею забыть свою национальность, наоборот, чувствуется, что именно национальное и должно выйти на первый план в борьбе за свободу. Социалисты-евреи всегда стояли перед выбором: действовать в рамках своей национальной группы, борясь с эксплуататорами-евреями и с иноэтничным правительственным гнетом, или присоединиться к русскому революционному движению, чтобы слиться в единое интернациональное общество новой социалистической России. Исторические деятели, ставшие персонажами этого исследования, непрерывно и ожесточенно спорят между собою о целях и тактике борьбы, но гораздо более впечатляющей выглядит внутренняя борьба, заставляющая то одного, то другого человека с головокружительной скоростью менять свои вчерашние взгляды на прямо противоположные.

В книге Френкеля, прежде всего, удивляет наличие художественных достоинств. Материал очень разнороден, объемен, он требует специально выстроенной композиции, которая облегчала бы восприятие. Именно композиция научной работы зачастую и несет в себе основную авторскую мысль. Кроме того, у автора прекрасный стиль. Кажется, просто нет такой мысли, которую он не сумел бы выразить словами. Эмоциональное отношение к персонажам текста, будь то ирония или восхищение, передано с большим мастерством. Необходимо добавить, что в таком плавном течении красивой русской речи просто нельзя не увидеть огромной заслуги переводчика. Книга читается с удовольствием. Но это совсем не публицистика, как можно было бы заключить из вышесказанного, это именно серьезный научный труд.

Книгу открывает эссе «Дилеммы мессианского сознания. Мозес Гесс и Арон Либерман». В двух интеллектуальных биографиях в свернутом виде представлена вся проблематика работы.

Известный немецкий философ еврейского происхождения Мозес Гесс прошел долгий путь духовных исканий, пытаясь соотнести между собой лично значимые идеи социализма и национального возрождения. Полагая, что социализм можно построить только в национальном государстве, Гесс глубоко переживал за евреев, не имеющих такового, а следовательно — заведомо лишенных возможности выстроить свое светлое будущее. В попытках решить эту проблему идеолог социалистического государства стал первым, кто высказал фантастическую на тот момент идею возрождения еврейского народа на исторической родине в Палестине.

Малоизвестный революционер и публицист из Литвы Арон Либерман также соединял в своем мировоззрении социалистическое и националистическое. Группе, объединенной вокруг народнического журнала «Вперед!», с которым Либерман некоторое время сотрудничал, не были близки специфически еврейские проблемы. Лондонские еврейские рабочие-иммигранты, среди которых Либерман пытался вести революционную пропаганду, не принимали взглядов этого маскила, его призывов к борьбе с еврейской плутократией и гнетом традиционных религиозных установлений. Оставаясь чужим как русским народникам, так и народным еврейским массам, Либерман всю свою короткую жизнь чувствовал себя в духовной изоляции и не смог преодолеть идеологической раздвоенности.

Гесс и Либерман не дожили до того момента, когда еврейский социализм превратится в массовое движение, приобретет множество сторонников и начнет развиваться как общественная идеология. Но этот еврейский социализм, вызванный к жизни погромами 1880-х годов, действительно будет базироваться на философском прозрении, высказанном Гессом, и на социальном типе, проявившем себя в Либермане. Какой бы раздел книги Френкеля мы ни читали — о духовных исканиях еврейской интеллигенции 1880-х, о Хаиме Житловском или Нахмане Сыркине, о деятельности Бунда, о первых практических сионистах — Гесс и Либерман всегда вспоминаются как некий архетип, как прообраз нового мировоззрения значительной части еврейской интеллигенции.

Предреволюционная ситуация в России поставила перед еврейством непростые вопросы. Несколько поколений еврейских общественных деятелей размышляло над тем, возможно ли будущее евреев в России, возможно ли оно в Палестине или его следует искать в иных краях, таких как Америка и даже Африка. Других более занимал вопрос о том, следует ли евреям жить по законам социализма и каким образом построить его в условиях диаспоры. Противоречивая реальность и безвыходность положения приводили к раздвоенности сознания, к внутреннему кризису. В напряженной борьбе за свою национальную и политическую идентичность медленно и трудно строилось будущее, которое для Йонатана Френкеля во многом остается критерием истины.

Фундаментальная монография «Пророчество и политика» не устаревает с годами. Ее захватывающее содержание, по счастью, оказалось дополнено прекрасно выполненным научным аппаратом. Одна только работа с цитатами в русскоязычном издании заставляет просто удивляться: цитаты из русских текстов приводятся по оригинальным публикациям соответствующего времени; из иноязычных — по общепринятому в России переводу работы, а в случае отсутствия общепринятого перевода — новый выполнен непосредственно с языка оригинала. Принцип, казалось бы, совершенно естественный, но почему-то мало применяемый на практике. Идея объединить именной и предметный указатели, на первый взгляд, кажется странноватой, но зато хорошо видно, что над указателем работали: аббревиатуры раскрыты, псевдонимы приведены. В результате совместных усилий автора, переводчика и научного редактора появилась книга, серьезное содержание которой максимально облегчено для восприятия.

Пожалуй, единственная претензия, которую можно предъявить издателям, — отсутствие в книге иллюстраций. Интеллектуальные портреты героев совсем не мешало бы сопроводить их обычными портретами, фотографическими.

***

Читаешь «Пророчество и политику», и кажется, что автором не упущено ни одной детали, все закономерности выявлены, все общественные силы расставлены по местам; кажется, что исследовательское поле выбрано совершенно и сюжет можно считать исчерпанным. В определенном смысле слова так оно и есть. А теперь посмотрим на другую книгу — «За чертой». Ее автор, Бенджамин Натанс, занимается тем же самым периодом, предреволюционной Россией и судьбой ее еврейского населения. От книги ожидаешь, что в ней будут излагаться сюжеты, хотя бы в общих чертах похожие на уже знакомые по монографии Френкеля. Но ожидание это обманывается. Перед нами две книги, ни в чем друг на друга не похожие.

Книга «За чертой» посвящена истории борьбы евреев Российской империи за национальное признание, за гражданские права, за интеграцию в российское общество — борьбы, продолжавшейся последние полвека перед революцией. Автор выбирает для исследования не политические, а социальные и культурные аспекты этой борьбы, рассказывая о том, как происходило взаимодействие еврейской и русской культур в сознании еврейских масс, какие возможности предоставляла социальная структура империи для адаптации евреев. Сверхзадача, которую стремится решить Натанс, заключается в постижении закономерностей жизни империи как типа государственного устройства, он пишет не историю еврейского народа, а историю России, отраженную в судьбах одного национального меньшинства. Этот фундаментальный подход опирается на проверенную временем позитивистскую методологию, вписывающую исторический факт в контекст реальности своего времени и анализирующую его с точки зрения современной науки. Одним из таких фактов можно считать наличие в России еврейской обывательской массы, которая не стремится к эмиграции, не жаждет революции, а хочет просто жить — как все граждане своей родины, которой они считают Российскую империю. Йонатан Френкель практически не интересуется этой группой населения как наименее политически активной. Эти простые люди, может быть, менее величественны, чем вожди сионизма, менее готовы к самопожертвованию, чем революционеры, но именно за их умы и настроения борются между собою герои «Пророчества и политики». Сами же эти простые многострадальные евреи, пережив кое-как погромы 1880-х годов, продолжают пытаться интегрироваться в русское общество.

Автором книги «За чертой» выбрано для рассмотрения несколько сфер общественной жизни, где можно увидеть различные аспекты вхождения евреев в русское общество, их попытки вырваться за черту оседлости — как в физическом, так и в психологическом смысле. Империя, следуя политике «выборочной интеграции», предлагала несколько путей прорыва за черту: светское образование, адвокатура, богатство и многое другое, что способствовало проникновению евреев, прежде всего, в столицу, завоеванию ими доступных сфер деятельности, и, в качестве расплаты, приводило к отдалению от традиционного еврейского мира. Процесс взаимодействия еврейского и русского Натанс осторожно называет «русско-еврейской встречей», которая далеко не всегда приводит к ассимиляции, вызывая порой решительное противодействие. Так, описывая еврейскую субкультуру Петербурга, автор отмечает парадокс: приезжающие евреи быстро переходят на русский язык, ведут русский быт и проникаются идеологией русских, но продолжают жить своим сообществом, поддерживая связи преимущественно с евреями.

Натанс приходит к выводу, что политика «выборочной интеграции» должна была привести к результатам, похожим на результаты европейской эмансипации, с той разницей, что в России еврейское общество оказывалось бы расколото на элиту, обладающую всеми гражданскими правами, и народные массы, остающиеся в границах своего гетто.

Если Френкель обращается обычно к частным мнениям, философским трудам, политическим манифестам и другим нарративам, то Натанс уделяет большое внимание статистике. Данные, которые он помещает в свою книгу, иногда оказываются гораздо красноречивее слов.

Вот лишь один пример: возьмем таблицу, которая отражает соблюдение процентной нормы в университетах. Из нее мы узнаём, что к 1896 году только Московский и Петербургский университеты практически соблюли положенную им трехпроцентную норму. А вот в Киевском университете, где евреи составляли в 1886 году 13%, их доля не только не снизилась до предписанных для черты оседлости 10%, но возросла до 23%. То же самое можно сказать и обо всех остальных университетах — как в черте, так и за чертой. Здесь мы имеем дело, по-видимому, с типично российским феноменом: жесткость законов компенсируется их хроническим неисполнением.

В работе Бенджамина Натанса бесконечно много подобного рода любопытных сюжетов, для обсуждения которых потребовалось бы написать целые книги. Потрясающая статистика, великолепная обеспеченность источниками, тонкий анализ, основанный на активном критическом мышлении, — вот что обусловливает высокое научное качество этого исследования. Читатель буквально лишен возможности возмущенно спросить: откуда взято подобное утверждение? на чем основан этот вывод? Чувствуется столь глубокое понимание автором материала, что невольно возникают ассоциации с петербургской исторической школой, в рамках которой вполне могла бы быть написана подобная работа.

С переводом на русский язык этому сочинению, к сожалению, откровенно не повезло. Филолог или историк никогда не назовет письменные языки «печатными» (как это сделано на с. 193), а Правительствующий Сенат — Государственным. На с. 306–307 цитируются мемуары Хаима Вейцмана: «…ничто в царской России не было таким живучим, как “Временное законодательство”». Не нужно знать эти мемуары, чтобы понять: речь идет о «Временных правилах». Подобных примеров много. И тревожно делается за многочисленные цитаты из русскоязычной прессы и литературы: ведь и они, похоже, даны в обратном переводе с английского. Странно смотрятся и банальные речевые ошибки. Как вам понравится, например, такая фраза: «Однако к 1870-м гг. Санкт-Петербург занял место Одессы, став центром борьбы за еврейскую интеграцию и формирующейся русско-еврейской культуры» (с. 191)? Читателю приходится приложить усилия, чтобы согласовать между собою центр борьбы и культуры. Или: «Одесская адвокатура внезапно исключила из своих рядов тридцать двух евреев — помощников присяжных поверенных» (с. 379). Это наиболее очевидные случаи. Вязкий, плохо отредактированный русский текст создает у читателя впечатление, по-видимому ложное, что книга Натанса тяжело написана, что читать ее — нелегкая работа. Впрочем, затраченного труда все равно не жаль.

***

Обе эти работы, такие разные и такие хорошие, в которых так много говорится о России и ее евреях, были написаны на английском языке. В этом нет ничего плохого, наука не должна иметь национальных границ. Обидно только, что в один ряд с этими двумя книгами российской иудаике поставить пока почти нечего.