Евгений Мороз
Клио и «фигли-мигли»
Валерий Каджая об Александре Солженицыне
Февраль 2008
Рецензия
Версия для печати


                                                                                 Бесспорно существует противоречие

                                                                                 между историческим исследованием,

                                                                                 каково оно есть или каким стремится стать,

                                                                                 и читающей публикой.

                                                                                                     Марк Блок. Апология истории


Валерий Каджая — успешный журналист, публикующийся в ведущих российских газетах и журналах. В 2000 году за цикл статей против антисемитизма он был удостоен премии Союза журналистов Москвы. Продолжением этого публицистического цикла стала книга, увидевшая свет в 2003 году в авторитетном еврейском издательстве[1]. А после появления в 2007 году ее значительно расширенной версии[2] главный раввин Москвы и председатель раввинского суда Пинхас Гольдшмидт, если верить интернету, даже заявил: «Эту книгу должен прочитать каждый еврей». Не поручусь за каждого, но творчество Каджая в еврейской среде действительно весьма популярно. В подтверждение этого можно указать, например, на восторженные отклики, прозвучавшие при обсуждении книги «Почему не любят евреев» в еврейской общине Тулы[3].


***


Работа Каджая продолжает серию трудов, оспаривающих то изображение истории еврейского народа, которое представлено в книге А.И.Солженицына «Двести лет вместе». Критические сочинения на данную тему давно уже превысили своим суммарным объемом два солженицынских тома, причем превысили многократно. К числу наиболее активных авторов указанного направления принадлежат публицисты Семен Резник и Марк Дейч — на первой странице своей книги Каджая называет их в числе лиц, которым он приносит благодарность за помощь в работе. Критики Солженицына выступают единым фронтом, и Резник в свою очередь поприветствовал труд Каджая в рецензии с красноречивым названием «Подвиг честного человека»[4].


Журналист, рассказавший про обсуждение книги «Почему не любят евреев» в тульской общине, уверяет, что написанию этого труда предшествовала большая работа с архивными документами. Это не преувеличение — это чистая фантазия. Подобно большинству критиков Солженицына, да и самому Солженицыну, Каджая обходится материалом, собранным и осмысленным другими авторами. Так, он с полной откровенностью заявляет о своей зависимости от труда Резника[5], который также не проводил архивных изысканий, но, по крайней мере, познакомился с опубликованными мемуарами. В одном случае можно даже проследить своеобразную цепочку подобной преемственности. Если израильский дипломат Хадасса Бен-Итто написала свою книгу о фабрикации «Протоколов сионских мудрецов»[6] потому, что считала посвященный этой же теме труд Нормана Кона[7] слишком научным и недоступным для адекватного понимания широкой общественностью, то Каджая в свою очередь переложил и адаптировал для русского читателя уже книгу Хадассы Бен-Итто. Он заимствовал даже название этой книги: «Ложь, которая не хочет умирать» — в сочинении Каджая так называется соответствующая глава.


Сходным образом глава о войне в этом сочинении заимствует название (и бо́льшую часть содержания) из книги Федора Свердлова «Энциклопедия еврейского героизма» (М., 2002). Что касается дореволюционного прошлого, то здесь главным авторитетом является для Каджая русский писатель Николай Лесков. Каджая многократно на него ссылается и даже публикует трактат Лескова «Еврей в России» в качестве приложения к своей книге. В том же приложении напечатаны еще два примечательных текста — «Записка губернатора» Сергея Урусова и «Письмо Солженицыну» Льва Копелева.


Подобно Резнику и Дейчу, Каджая разоблачает искажения и выдумки, при помощи которых Солженицын пытается уверить читателей в том, что евреи бесконечно преувеличивают свои бедствия и замалчивают свои грехи против России. В арсенале нобелевского лауреата и двусмысленные оговорки, и откровенные обвинения, и подтасовки в перечислениях еврейских фамилий, и самое пристрастное использование цитат, вырванных из сочинений других авторов и соответствующим образом «препарированных». Каджая с полным основанием упрекает Солженицына за недобросовестное отношение к историческому материалу: «И тогда начинаются фигли‑мигли с историческими фактами, и переворачивает А.И. бедняжку Клио вверх ногами». Критик очень озабочен целомудрием музы истории и уверяет, что, попав в руки Солженицына, муза эта может превратиться «из капризной дамы… в даму легкого поведения».


Я полностью разделяю критическое отношение к труду Солженицына, и принципиальная позиция Каджая представляется мне бесспорной. Остаются, тем не менее, некоторые частные вопросы, в отношении которых такой уверенности, увы, нет. Мне довелось уже писать о сочинениях Дейча и Резника[8]. Как показывает их опыт, даже вполне основательные аргументы, направленные против Солженицына, не всегда гарантируют безупречность самих критиков. В пылу спора им случается грешить преувеличениями, неточностями, а то и откровенными ошибками.


Показательна в этом отношении непримиримо отрицательная оценка Петра Столыпина, унаследованная Каджая от Резника. Как представляется, убеждение это исходит не столько из исторических данных, сколько из логики полемического противостояния. Уж если Солженицын любит Столыпина сверх всякой меры, то Резник его решительно осуждает, а следующий за ним Каджая клеймит этого политического деятеля как «кровавого усмирителя России».


Понятно, что каких-либо специальных исследований на данную тему Каджая не читал. Такое впечатление, что он просто не подозревает о существовании научной литературы. Твердо уверовав, что работа Резника является идеалом научного труда, Каджая в действительности встает на позицию, которую утверждала в свое время советская историческая школа. Подобные обвинения уже звучали в адрес Резника, но Каджая, конечно же, не желает их признавать и заявляет о родстве столыпинской судебной практики с большевистским судопроизводством: «"Большевицкий" суд мало чем отличался в своей беззаконности от суда столыпинского, потому как был плоть от плоти и кровь от крови его». Сомневаюсь, что Каджая смог бы объяснить, в чем же заключается декларируемая им тут преемственность по «плоти и крови». И масштабы, и последствия для России у двух этих исторических явлений все-таки существенно различались. Репрессивная политика Столыпина была направлена против крестьян, которые жгли помещичьи усадьбы, и революционеров-террористов, она не обрекала на смерть многие тысячи людей, выбранных по принципу социального происхождения.


Любопытно, что в другом случае Каджая не скрывает своей зависимости от советской историографии. Не то чтобы он читал работы советских историков, но в дело идет… советская энциклопедия. Солженицын с негодованием пишет об изданном после Февральской революции роковом «приказе № 1». Приказ этот подчинил армейских офицеров солдатским комитетам и, сделав армию неуправляемой, обрек ее на анархию, которой воспользовались большевики. В пику Солженицыну Каджая объявляет «приказ № 1» великим завоеванием народа и, осудив в лучших советских традициях «соглашательство» эсеров и меньшевиков, сообщает: «Такое объяснение приказу № 1 находим мы в советской исторической энциклопедии. Возможно, какая-нибудь из еврейских энциклопедий трактует эти факты иначе, но по еврейским энциклопедиям у нас главный специалист — Александр Исаевич, ему и карты в руки». Очевидно, Каджая считает, что эта милая шутка способна кого-то убедить. Сказывается, увы, тот самый «синдром советской пропаганды», за который рецензируемый нами критик неустанно клеймит своего оппонента (одна из глав книги Каджая даже именуется — «Солженицын и "еврейский синдром" советской пропаганды»).


Надо отметить, что Резник таких изысков себе не позволяет — сравнение не в пользу Каджая. Пример не единственный. Анализируя ранний солженицынский труд, посвященный еврейскому вопросу («Евреи в СССР и в будущей России», 1968), Резник пишет, что, подобно многим другим националистическим авторам, Солженицын ссылается на известную работу Соломона Лурье «Антисемитизм в древнем мире» (1922). При этом Резник указывает и на то, что, по непроверенным сведениям, к этому сочинению благожелательно относился даже идеолог нацизма Альфред Розенберг. Перенимая эстафету, Каджая сводит пространный рассказ Резника к одной полуфразе — зато какой! В его версии, Солженицын пишет свой труд, «обильно цитируя С.Я.Лурье, чья книга "Антисемитизм в древнем мире" была настольной у Гитлера и Розенберга». Так проще и убедительнее.


И это далеко не единственная фантазия Каджая. Он придумывает и многое другое. Уверяет, например, что Вагнер являлся патологическим антисемитом, избегавшим каких-либо контактов с евреями. На самом деле значительную часть окружения Вагнера, включая и дирижеров, и даже певца, исполнявшего арии Лоэнгрина и Зигфрида в вагнеровских операх, составляли евреи[9]. В том же ряду и сообщение о том, что Генри Форд отказался от своего антисемитского издания, узнав о подложности «Протоколов сионских мудрецов». Если бы…[10] Сомнительны и рассуждения, согласно которым организатор фабрикации «Протоколов» Петр Рачковский заразился антисемитскими настроениями в детстве, ибо в его родной Молдавии популярностью пользовались легенды о кровавых еврейских ритуалах, в конце концов приведшие к Кишиневскому погрому. Судя по тому, что Рачковский успел в юности поработать в русско-еврейской прессе, версия Каджая представляется крайне маловероятной. Каких‑либо реальных подтверждений у нее нет. Сочинение Сергея Урусова, публикуемое в качестве приложения к книге Каджая, утверждает скорее обратное: во времена детства Рачковского отношения евреев и молдаван были вполне мирными, а Кишиневский погром явился для Бессарабии явлением экстраординарным.


Реальность не укладывается в простую схему, которой руководствуется Каджая. И относится это не только к антисемитам, но и к защитникам евреев, в частности — к Николаю Лескову. По мнению Каджая, это был самый преданный друг еврейского народа, но, как свидетельствует хорошо знавший Лескова еврейский историк Семен Дубнов, ситуация, увы, была отнюдь не столь однозначной[11].


Все сказанное не опровергает существа критической позиции Каджая. В конце концов, какая разница — как относился к евреям в своей личной жизни последовательный проповедник антисемитской идеологии Вагнер, по какой именно причине Форд отказался от своего издания, был ли Рачковский убежденным антисемитом или же обыкновенным циником, расчетливо использовавшим «еврейскую карту»? Но о труде Каджая наши наблюдения кое-что говорят. Журналистская поверхностность его рассуждений сочетается с журналистской же пристрастностью. Это прослеживается даже в таком, казалось бы, очевидном вопросе, как характеристика отзывов на «Двести лет вместе». Для подтверждения своего мнения о Солженицыне Каджая указывает на тот восторг, который вызвала публикация «Двухсот лет вместе» в стане русских националистов. Среди поклонников этого труда был и такой «знаковый» автор, как Владимир Бондаренко, заместитель главного редактора газеты «Завтра». Каджая обобщает: «Скажи, кто тебя хвалит (ругает), и я скажу, кто ты».


Но так ли уж однозначно распределились симпатии и антипатии? В компании доброжелателей Солженицына вместе с сотрудником газеты «Завтра» оказались и редактор израильского журнала «22» Александр Воронель, и прежняя советская диссидентка Наталья Горбаневская, и такие литературные критики, как Лев Аннинский, Павел Басинский, Андрей Немзер, Мариэтта Чудакова, Валентин Оскоцкий, и такие ученые, как Андрей Зубов, Георгий Гачев, Александр Ципко… Как ни относиться к каждому из упомянутых лиц, очевидно, что к числу национал-радикалов они не принадлежат. В то же время наиболее бескомпромиссные националисты Солженицыным недовольны — убеждены, что он подыгрывает евреям. Прямолинейность Каджая разводит его с истиной. О поддержке Солженицына множеством умеренных авторов он, конечно же, знает, но это не та правда, которая ему нужна.


Особо следует отметить, что Каджая не ограничивается критикой содержания «Двухсот лет вместе», но разоблачает и самого Солженицына. Эти две линии его рассуждений неразрывно связаны — одно вытекает из другого. В качестве примера можно указать на главу, посвященную участию евреев в Великой Отечественной войне. Описав жертвы, принесенные еврейскими солдатами на полях сражений, Каджая с негодованием указывает, что Солженицын приписал евреям уклонение от боевых действий. По уверениям нобелевского лауреата, большинство из них стремилось оказаться где-нибудь подальше от фронта. Пикантность ситуации в том, что именно такой была армейская карьера самого Солженицына: во время войны он командовал батареей звуковой разведки, находившейся на вполне безопасном расстоянии от линии огня. Воевал с таким комфортом, что и жену мог к себе на фронт выписать. Каджая возмущен: «Это ж надо, до какого фарисейства дойти: такие презрительные филиппики в адрес евреев, а сам-то! Сам-то всю войну прокантовался во 2-м и 3-м эшелонах. Если бы все русские воевали с такой самоотверженностью, вряд ли удалось России одолеть самого страшного за всю ее историю врага». Даже то обстоятельство, что Солженицын всего лишь выполнял приказы своего начальства, Каджая не смягчает. Он уверен, что именно в этой позиции причина недоброжелательного отношения Солженицына к евреям, что мифы об их малодушном поведении выдуманы теми, кто находился вдалеке от передовой.


Однако, обратившись к публицистике Бориса Слуцкого, стихи которого он цитирует в своей работе, Каджая мог бы узнать, что слухи об уклонении евреев от военных действий были распространены далеко не только в тылу. Слуцкий рассказывает о чрезмерной, самоубийственной даже отваге многих евреев, стремившихся доказать вздорность подобных обвинений, и тем не менее признает: «Раздутое немецкой пропагандой, имевшее определенный успех у темных пехотинцев ощущение недостачи евреев на передовой каждодневно вырождалось в пассивный антисемитизм»[12]. Сообщая о популярности подобных представлений на фронте, Солженицын говорит, увы, чистую правду, что, впрочем, не снимает с него ответственности за заявления, которые он делает от собственного лица. У Солженицына-то была возможность получить объективную информацию. Он приводит цифры, свидетельствующие о полноценном еврейском участии в боевых действиях, и в то же время пытается обосновать антисемитские легенды. Знать ничего не желает о значительных военных потерях среди евреев, о статистике евреев — Героев Советского Союза… Как и в других случаях, Солженицын привычно соединяет ложь с правдой и великодушно делит полученный результат пополам — чтоб никому обидно не было. При этом очень гордится собственной объективностью и искренне удивляется, сталкиваясь с негодованием и протестами.


Позиция Солженицына безусловно заслуживает осуждения, но сказки о «тыловых крысах», специально оклеветавших евреев, сочинять не надо. Слишком это просто и не соответствует реальности. И писать о военной службе Солженицына так, как будто бы речь идет о дезертире, тоже ни к чему. Исследование сюжетов, затронутых в книге «Двести лет вместе», открыло в жизни Александра Исаевича достаточное количество бесспорных грехов, которых ему следовало бы стыдиться. Чего стоит только история с работой «Евреи в СССР и в будущей России», которую Солженицын писал в то самое время, когда готовил к изданию на Западе «Архипелаг ГУЛаг». Но не надо ничего придумывать. Усилия творческого воображения следовало бы оставить писателям-беллетристам.


К сожалению, наш критик не может отказаться от подобного искушения. И если Солженицын по крайней мере имитирует объективность, то Каджая предельно откровенен в своей пристрастности. В картине, которую он рисует, фатально не хватает оттенков и полутонов, используются только два цвета — белый и черный. Несущественными оказываются даже различия между римским первосвященником Иоанном Павлом II, приносившим евреям покаяние от имени всего католического мира, и поклонником «Протоколов сионских мудрецов» митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским Иоанном, изобличавшим предполагаемые еврейские преступления против человечества. В главе, посвященной фильму Мэла Гибсона, Каджая упоминает этих людей как единомышленников. Стоит ли после этого удивляться, что Солженицын видится ему двойником Гитлера?


Чтобы доказать органическую порочность своего оппонента, Каджая стремится проникнуть в его подсознание, в самую глубину. Казалось бы, более чем достаточно доказательств необъективности Солженицына в изложении им дела Бейлиса, но факты Каджая малоинтересны, в их описании он очень краток. Зато обнаруживает: «…Солженицын в глубине своего подсознания или верит, или очень хочет верить в то, что евреи используют христианскую кровь в ритуальных целях». В другом месте Каджая даже пишет о стукачестве Солженицына, уверяет, что будущий автор «Архипелага ГУЛаг» не попал бы так просто из лагеря в шарашку. Солидаризируется тем самым со скандальными фальшивками КГБ.


Лев Копелев в своем знаменитом письме, включенном в книгу «Почему не любят евреев» в качестве приложения, упрекал Солженицына за пристрастность суждений: «Чем отстраненней автор, тем сильнее правда». Можно только пожалеть, что Каджая не примерил это замечание к себе. Он хотел добить своего противника, обрушить на него предельно тяжкие, неопровержимые, как ему казалось, обвинения. Однако потерял чувство меры, и результат обратный.


***


Сказанное выше не означает, что я хотел бы уравнять работы Солженицына и Каджая. Преувеличения и искажения в трактате «Двести лет вместе» носят фундаментальный характер — если их убрать, концепция Солженицына рассыплется. С критическим откликом Каджая дело обстоит иначе. Остается только пожалеть, что не нашлось квалифицированного редактора, способного очистить рассматриваемый труд от домыслов и всяческих «фигли-мигли». Неплохо было бы убрать и такие стилистические изыски, как «плохим танцорам всегда мешает танцевать известно что», «и рыбку съесть, и на кол сесть» или «заСРАное юдофобией поле». В том же ряду убогое клише «бесноватый фюрер» (я обижен не за Гитлера — за великий русский язык) или назидательные пояснения типа: «греч. simpatheia — влечение, внутреннее расположение к кому-, чему-либо». Конечно, заимствования из словаря иностранных слов не так вызывающе нелепы, как ссылки на советскую энциклопедию, однако необходимость подобной информации, мягко говоря, не очевидна. Это стиль дилетанта, который бахвалится своими поверхностными познаниями и испытывает неудержимую потребность всех поучать. Добавлю, что автору, который рекомендует себя в качестве атеиста, не стоило бы постоянно укорять верующих христиан за отсутствие должного христианского чувства. Возможно, Каджая полагает, что со стороны видней, но звучит это неубедительно.


Впрочем, я не уверен, что в исправленном по моему вкусу виде книга «Почему не любят евреев» произвела бы столь же благоприятное впечатление на поклонников Каджая. Им ведь, в сущности, малоинтересна и стилистика, и история — запрос другой. Очень хочется защититься от нападок со стороны Солженицына, доказать необоснованность и пристрастность его обвинений. Упрощение, чрезмерный пафос и некоторая скандальность в этой ситуации только кстати. Это напоминает позицию поклонников Солженицына, у которых своя сверхзадача — любой ценой поставить евреев на место, чтоб не зазнавались. Радикалы же, стремящиеся к «окончательному решению» еврейского вопроса, и Солженицыным недовольны — предпочитают «Протоколы сионских мудрецов». Так что самые убедительные разоблачения и контраргументы никого ни в чем не убедят — человек сильнее!


Особо хочется отметить популярность текстов Каджая в кругах прогрессивных журналистов, удостоивших его специальной премии. Оказывается, «фигли-мигли» могут восхитить и профессионалов. Но это обстоятельство говорит уже не о специфике рассматриваемого труда, а об уровне современной российской журналистики.



[1] Лесков Н.С. Еврей в России / Н.С.Лесков. Почему евреев не любят? / В.Г.Каджая. М.: Мосты культуры, 2003. 176 с. (Б‑ка Рос. евр. конгресса). 1000 экз.

[2] Каджая В.Г. Почему не любят евреев. М., 2007. 480 с. 1000 экз.

[3] См.: Оксман А. Двести лет — вместе или врозь? // Еврейские новости. М., 2007. № 28(214).

[4] См.: Резник С. Подвиг честного человека // Вестник. Балтимор, 2003. № 17(328).

[5] См.: Резник С. Вместе или врозь?: Судьба евреев в России: Заметки на полях книги А.И.Солженицына. 2-е изд., расшир. и испр. М.: Захаров, 2005.

[6] См.: Бен-Итто Х. Ложь, которая не хочет умирать: «Протоколы сионских мудрецов»: столетняя история. М.: Рудомино, 2001.

[7] Кон Н. Благословение на геноцид: Миф о всемир. заговоре евреев и «Протоколах сионских мудрецов». М.: Прогресс, 1990.

[9] См. об этом: Поляков Л. История антисемитизма. Эпоха знаний. М.–Иерусалим: Гешарим, 1998. С. 209–210.

[10] См. об этом: Шнирельман В. Лица ненависти: (Антисемитизм и расисты на марше). М.: Academia, 2005. С. 217–250.

[11] См.: Дубнов С.М. Книга жизни. Иерусалим: Гешарим; М.: Мосты культуры, 2004. С. 112–113.

[12] Слуцкий Б. Записки о войне; Стихотворения и баллады. СПб.: Logos, 2000. С. 154.