Вадим Баевский. «Еврей-офицер — к этому надо привыкнуть»: Опыт анализа записей Достоевского на почве семейного предания. Знамя, 2006, № 1

Фраза из черновиков «Подростка» дает автору повод вспомнить о собственном предке, произведенном при Александре II в прапорщики (почти по недоразумению), и о кавказском генерале из солдат-кантонистов Геймане, которого упоминает в своих мемуарах С.Ю.Витте. Но Гейман был, конечно, крещен, а офицер или даже генерал-выкрест особенно экзотическим явлением не были.

Александр Агеев. Чего только не увидишь в Вильне! [рец. на: Ефим Курганов. Шпион Его величества. Нева, 2005, № 12]. Знамя, 2006, № 5

Рецензия на исторический роман, написанный в форме воображаемых дневников Я. Де Санглена, создателя русской военной разведки. Последняя в то время (эпоха наполеоновских войн) осуществлялась, главным образом, силами «жидов-лазутчиков», так что сами «понятия жида и шпиона» были, по словам Пушкина, нераздельны. Как известно, евреи в прифронтовой полосе относились к русской армии, как правило, дружественней, чем польская шляхта. Военное шпионство не было, однако, престижным занятием в ту эпоху; да и ныне, когда иные бывшие разведчики сделали впечатляющую политическую карьеру, рецензент без восторга относится к апологетике этой службы в повести Курганова: «Этакий антисемитизм наоборот: евреи — лучшие шпионы на свете, но, когда они на государевой службе, это хорошо и правильно... Не хочется верить, что историю великой страны делали либо фаворитки, либо шпионы (неважно, какой национальности)».

Аарон Штейнберг. «Дорогая моя Сонюрочка...». Письма к покойной жене. Новый мир, 2006, № 1

Еврейский общественный деятель, публицист и ученый Аарон Штейнберг (1891–1975) — в то же время, одна из ярких фигур русского Серебряного века, собеседник Розанова и Блока, участник Вольфилы. Написанные им после смерти жены (в 1966 году) и обращенные к ней письма — глубоко интимный документ, читать который — и трогательно, и неловко.

Светлана Шенбрунн. Пилюли счастья. Роман. Новый мир, 2006, № 2

Автор — живущая в Израиле писательница и переводчик, бывшая москвичка. Героиня — бывшая ленинградка, жившая в Израиле, а теперь оказавшаяся в некой «зажиточной» североевропейской стране. Милые светские знакомые, немолодой, но любимый и состоятельный муж, сын, путешествующий по Японии, чтение Достоевского, размышления о том, что «мы с Федором Михайловичем жили в одном и том же городе. Более того, если не ошибаюсь, в одном и том же Дзержинском районе. Хотя при Федоре Михайловиче он, надо полагать, звался иначе», тут же — блокадные письма родителей, воспоминания о родственниках, погибших в гетто в Белоруссии. Но и в самой благополучной жизни есть место горю: мужа разбивает паралич, над семьей нависает призрак бедности, относительной, конечно. Не самая глубокая, но свободная от безвкусицы и довольно изощренная беллетристика.

Марина Бородицкая. Ода близорукости. Стихи. Новый мир, 2006, № 3

Лирические стихи автора, больше известного переводами. Культурная, крепко сделанная, интонационно живая, но не слишком самобытная лирика, в традициях интеллигентской поэзии позднесоветской эпохи. В одном из стихотворений появляются говорящая на идише бабушка Вера и дед Наум, который «учил меня бегать и драться и по-латыни ворчал, что хомини хомо — волк».

«На каком-то витке повторится время то...». О Борисе Слуцком — человеке и писателе, о мире его стихов и прозы размышляют критики Владимир Огнев и Лев Аннинский. Дружба народов, 2006, № 2

Две очень разных статьи о поэте. Автор первой, Владимир Огнев, был в 1950-е годы посредником между еще мало печатаемым Слуцким и официальными литературными структурами; судя по всему, он остается глубоко и искренне советским (по социальным и эстетическим взглядам, по образу мышления) человеком; в отличие от самого Слуцкого, эти черты личности не подверглись у него какой бы то ни было рефлексии. «Нынешний рынок» для него равносилен фашизму; суждения 1940–1950-х о народности художника, возможности/невозможности для него эмиграции — нечто, что можно воспринимать всерьез и даже разделять. Сегодня такое цельное мышление ценно как исторический раритет. Автор второй статьи, Лев Аннинский, — напротив, из рефлектирующих позднесоветских людей. Слуцкий видится ему так: «Он родился в семье тихого еврея, работавшего по торговой части в тихом городке Славянске, что приютился на месте забытой крепости, построенной когда-то на берегу тихой речки Тор, между Харьковом и Юзовкой. Родился в разгар Гражданской войны. А вырос — бастардом, отпрыском не времени, а вечности...» Пожалуй, и такой подход сегодня смотрится архаично. На наш-то нынешний взгляд, Слуцкий был именно что поэтом своего времени, укорененным в нем — до излишества...

Дина Рубина. Фарфоровые затеи. Дружба народов, 2006, № 7

Старость женщины-художницы — тема повести «На Верхней Масловке», когда-то принесшей писательнице известность. Героиня нового рассказа — 90-летняя Евгения Леонидовна Ракицкая, урожденная Горштейн, «живая легенда российского фарфора», знавшая множество знаменитостей — от Раневской до Чкалова. Рассказ, стилизованный под магнитофонную запись интервью, посвящен памяти Асты Давыдовны Бржезицкой; видимо, это реальный прототип героини.

Александр Хургин. Везде люди живут. Рассказы. Дружба народов, 2006, № 7

Очередная прозаическая подборка плодовитого автора, работающего в жанре «рассказа-анекдота», как правило — на материале еврейской эмиграции в Германии.

Леонид Гиршович. Запад есть Запад. Иностранная литература, 2006, № 5

Статья русского писателя, живущего в Германии с израильским паспортом и верящего, что цивилизация «одна для всех, и она — цивилизация европейская», начинается так: «...Отношение к политкорректности в России, прослышавшей об оной с сильным опозданием, отмечено редкостным единодушием: “Ха-ха-ха”. Но я-то уже более тридцати лет наблюдаю это явление с близкого расстояния, и мне не смешно. Ни ухмыляться, ни иронизировать я не стану». Иронизировать Гиршович и впрямь не иронизирует, но о нынешней политкорректности отзывается очень жестко. По его мнению, идея толерантности и уважения к меньшинствам, трактуемая однобоко и при том доводимая до абсурда, подменила на Западе как христианство, так и иудаизм, и стала своего рода новой религией, главной заповедью которой стало «правильное» отношение к Холокосту. «Изначально евреи отнюдь не принуждали христиан к покаянию, как крепостные не принуждали к покаянию помещиков, больные — здоровых и т. д. <...> Но как не потребовать свою законную виру, когда есть такая возможность, — вот еврейство ею и воспользовалось. <...> Я помню трех-четырехлетнего мальчика — ангельское создание: льняные волосы, голубые глаза, — который сделал для себя удивительное открытие: оказывается, стоит сказать в магазине “я еврей”, как обязательно получишь что-нибудь вкусненькое. Это продолжалось, пока он не возымел неосторожность сказать “волшебное слово” в греческой лавке». По мнению Гиршовича, ничем хорошим это не кончится — для самих евреев прежде всего. «Безумие — развращать других и самому быть развращаемым иллюзорными выгодами, которые сулит политкорректность, в действительности лишь способная столкнуть всех лбами». С этой мыслью трудно не согласиться: всякое ограничение свободы мысли и слова, какими бы благими целями оно ни диктовалось, пагубно.

Тарас Фисанович. Подводник-североморец И.И.Фисанович. Звезда, 2006, № 6

Капитан 2-го ранга Израиль Ильич Фисанович (1914–1944), Герой Советского Союза, командир легендарной подводной лодки М-172, член Еврейского антифашистского комитета, при жизни и сразу же после гибели удостоился всех подобающих герою такого ранга почестей. Илья Эренбург в одном из своих выступлений в годы войны говорил о нем как о примере воинской доблести еврейского народа, а портреты Фисановича, по словам его сына и биографа Тараса Фисановича, «были выставлены в каждом поселке Еврейской автономной области». Книги о подводнике и его собственные записки (которые он успел написать и отдать в печать) издавались и много лет спустя после его гибели, несмотря на неудобное в СССР имя-отчество. «Острых» деталей в биографии Фисановича две: репрессированный отец и обстоятельства гибели (его субмарина была по ошибке потоплена самолетом британских союзников). Впрочем, ни в том, ни в другом ничего будоражащего, по нынешним временам, пожалуй что и нет...

Александр Мелихов. Не забудьте прошлый свет. Эренбург: личность сквозь призму творчества и творчество сквозь призму личности. Звезда, 2006, № 6

Еще одна статья об Эренбурге, проникнутая искренней любовью к писателю — и готовностью «все простить». Но простить — не значит понять. Понимание требует иногда жесткости. Не случайно лучшие места в статье Мелихова посвящены Эренбургу времен войны; в это время он был талантлив, как никогда, — а таланту не требуются ни поблажки, ни снисхождение, ни даже прощение. «Если в Эренбурге и жил циник, то с первых же дней войны он был поглощен ветхозаветным пророком: утонченный релятивист наконец-то ухватил свою единственную, родную правду». Отлично сказано!

Александр Хургин. Три рассказа. Октябрь, 2006, № 3

Очередные рассказы Александра Хургина о жизни русских евреев в Германии включают, между прочим, легкую (хотя и претендующую на философичность) светскую болтовню о трагических событиях уже «прошлого» века: «...Входит турок и покупает себе у Гасана кофе по-турецки. И тоже садится за столик. “Он турок или не турок? — думает Бельский. — Если он не турок, он, как минимум, араб”. Зачем Бельскому нужно грузить свою голову еще и этим? Наверно, к туркам он не имеет никаких претензий, чего не может сказать об арабах. “Но так же тоже нельзя, — говорит он себе. — К немцам у тебя претензии, к арабам претензии. Они же не виноваты в том, что они немцы или арабы. А не турки”. Впрочем, и турки хороши — резали в пятнадцатом году армян, пух и перья летели...»

Владимир Шпаков. Сказка — ложь, да в ней намек [рец. на: Мейлахс (Мелихов) А. Красный Сион: Роман. СПб.: Лимбус-пресс, 2005]. Октябрь, 2006, № 3

«Миром правят большие иллюзии, а вовсе не вульгарные экономические законы, которые всего лишь иллюстрируют тенденции нашей материальной жизни... Иллюзия, мечта, сказка — вот альфа и омега общественного и личного бытия, в то время как их отсутствие нередко означает стагнацию и даже физическую смерть и нации, и индивида», — такой видит писатель Владимир Шпаков центральную идею романа Александра Мелихова «Красный Сион», уже обозревавшегося в нашем журнале. К сожалению, рецензент некритически принимает общепринятый исторический миф: он полагает, что «сюрреалистическая идея» создания Еврейской автономной области на Дальнем Востоке родилась «в недрах сталинского госаппарата». На самом деле все было, как известно, сложнее и интереснее...

Борис Худимов, Олег Кудрин. Про Василия, Воду и Жид-рыбу. Пьеса для чтения в двух действиях и двух снах. Октябрь, 2006, № 5

Совершенно не поддающаяся пересказу, оригинальнейшая и очень талантливая пьеса, обращенная к архетипическим структурам русского космоса. Наряду с Водой, Не Водой, Теплом, Не Теплом, дядей Степаном, который живет Там, Где Ничего Нет, и прочими существами и веществами в этом диковинном пространстве находится место для Хомячков-цыган и Жид-рыбы. Последняя играет амбивалентную роль: сперва побеждает вредных Хомячков, потом герои ей недовольны («…сюда всех своих сродственников перетащила. А Воздуху-то, Воздуху сколько потребляет. Огромная тварь такая. И целую ночь “ой-вей-не-не” делает»), но в конце концов она помогает герою соединиться с возлюбленной. Впрочем, пересказ сюжета, как уже сказано, не дает ни малейшего представления о стилистике пьесы.

Александр Хургин. Брунгильда и любовь. Из жизни евролюдей. Октябрь, 2006, № 7

Все то же. Русские–евреи–немцы–любовь–везде люди живут... евролюди. Жизнь во всех странах щедра на сюжеты для незамысловатых баек.

Подготовил Валерий Шубинский