Евгений Мороз
[Память о войне 60 лет спустя — Россия, Германия, Европа]
Октябрь 2005
Листая толстые журналы
Версия для печати



Память о войне 60 лет спустя — Россия, Германия, Европа. – М., 2005. – 432 с.: ил. – (Неприкосновенный запас: Дебаты о политике и культуре; № 2–3(40–41): Спец. вып. совместно с OSTEUROPA).



Общая тематика, объединившая более 40 статей настоящего издания, с достаточной полнотой заявлена уже его названием — «Память о войне 60 лет спустя». Однако и развивая различные аспекты этой темы, работы, собранные редакцией «НЗ», исключительно многообразны. Наряду с чисто региональной спецификой, относящейся к опыту России, Германии, Франции, Италии, наследников бывшей Югославии, Украины, Латвии, авторы журнала рассуждают также об общих проблемах соотношения коллективной памяти и истории, рассматривают такие сюжеты, как трансформация в литературе травматического опыта, память о женском участии в военных действиях, цензурные ограничения, закрывавшие для исследователей доступ в советские архивы, судьба инвалидов, традиция мемориалов, опыт кино и музыки, роль официальных визитов, визуальные символы войны и т. п.


Особо выделяется тема Холокоста. Несомненно, что этот чудовищный эксперимент Третьего Рейха явился «катастрофой не только для судеб европейского еврейства, но и для западной цивилизации как таковой, для той модерности, которой так гордились на Западе и которая породила самое бесчеловечное варварство, когда-либо встречавшееся в истории, — именно в силу своей предельной рациональности»[1]. Отсюда принципиальный интерес к представлениям о Холокосте — тема, особо значимая для России, где в течение многих лет советского режима замалчивались нацистские преступления против евреев. В сборнике представлена деятельность московского научно-просветительского центра «Холокост», который ставит своей задачей возвращение этой памяти в России, — задача тем более актуальная в эпоху активного наступления антисемитов («письмо пятисот»), пытающихся утвердить в общественном сознании страны самые мрачные измышления своей мифологии, вплоть до кровавого навета.


Обращаясь к истории Холокоста, Россия следует в этом отношении традиции, уже укоренившейся в большинстве западных стран, опыту которых посвящены многие публикации журнала. Однако, вопреки распространенным иллюзиям, положение с этим вопросом и на Западе не так уж просто. Для неосведомленных читателей многое здесь покажется неожиданным, иногда и шокирующим. Даже в известной своей решительной денацификацией Германии можно указать на множество «издержек» общего процесса, самой невинной из которых является то, что «представители поколения внуков ощущают сильную эмоциональную потребность услышать о своих предках "хорошие" историии в тех случаях, когда бабушка или дедушка рассказывают истории, в которых предстают отъявленными антисемитами или даже военными преступниками, слушатели формируют собственные версии услышанного… так что антисемиты превращаются в героев Сопротивления»[2].


Существенно более значимым является то, что коллективная память имеет свойство сосредотачиваться преимущественно на судьбе своего коллектива. Так, в Испании память о Гражданской войне 1936–1939 годов много более актуальна, нежели воспоминания о Второй мировой войне, а на Украине многие школьники путают Холокост с Голодомором. Нечто подобное можно заметить и в Германии, где малоизвестна, например, блокада Ленинграда, в ходе которой погибло больше гражданского населения, нежели во всей Германии за время войны, однако исключительно активно обсуждается тема немецких жертв — вплоть до явно фантастических историй о том, что английская авиация в Дрездене вела, будто бы, специальную охоту на мирных обывателей. И дело даже не в том, что коллективная память способна вбирать в себя несомненно фантастические сюжеты, воспринимаемые представителями данной традиции как бесспорная истина. Разные коллективные памяти определенным образом конкурируют друг с другом, проще говоря — обыватели не хотят помнить о еврейских бедствиях «в ущерб» собственным горестям. Данной тенденции противостоит, как правило, более объективная официальная линия масс-медиа и научно-публицистическая литература, однако и эта сфера не остается непроницаемой. Отсюда появление публикаций, в которых бомбардировка Дрездена или изгнание судетских немцев описываются с использованием понятий, ассоциирующихся с темой Холокоста,— «уничтожение», «спецотряды», «газовые камеры» (как обозначение бомбоубежищ), — что уравнивает бедствия немецких граждан с массовым истреблением евреев. Как констатирует политолог Хельмут Кёниг: «Воспоминания о войне, память о Холокосте и память о сталинских репрессиях борются друг с другом за явно ограниченные ресурсы общественного внимания»[3]. Возможно, еще более значимой тенденцией оказывается то, что по мере того, как память о геноциде евреев становится общим достоянием, все формы насилия, пережитые самыми разными сообществами, интерпретируются как Холокост. Это «тиражирование» холокостов приводит к забвению собственно Холокоста, а иногда и к разного рода политическим спекуляциям. Например, в ходе югославского кризиса 1999 года германский министр Йошка Фишер заявил, что части бундесвера направляются в Косово «для предотвращения нового Освенцима». Не забудем, впрочем, что в ходе скандала, развернувшегося в 2002 году, когда заместитель председателя партии свободных демократов Юрген Мёллеман попытался привлечь голоса избирателей с помощью откровенно антисемитской риторики, отталкивавшейся от темы предполагаемых преступлений Израиля (еще одна конкурирующая версия памяти), именно Йошка Фишер оказался единственным видным политиком Германии, имевшим мужество выступить в защиту немецких евреев[4].


Возвращаясь к России, приходится вспомнить, что наша страна испытала беспрецедентный даже для ХХ столетия опыт массового истребления населения, начатый еще Гражданской войной и продолженный позднейшими коммунистическими репрессиями. При воспоминаниях о Великой Отечественной войне миллионы уничтоженных нацистами евреев воспринимаются общественным сознанием рядом с миллионами прочих жертв того времени. Феномен «конкуренции памятей» кажется в такой ситуации просто неизбежным, что требует от центра «Холокост» и других еврейских просветительских организаций особой тактичности и хорошо продуманной стратегии в осуществлении своих проектов.



[1] Феретти М. Непримиримая память: Россия и война: Заметки на полях спора на жгучую тему // Память о войне 60 лет спустя — Россия, Германия, Европа. С. 81.

[2] Вельцер Х. История, память и современность прошлого: Память как арена политической борьбы // Там же. С. 31–32.

[3] Кёниг Х. Память о национал-социализме, Холокосте и Второй мировой войне в политическом сознании Федеративной Республики Германии // Там же. С. 103.

[4] См. об этом: Шнайдер Р.Х. Преодоление прошлого в Германии, возвращение мертвых евреев и исчезновение евреев живых // Там же. С. 265–266.