Александр Иванов
Немного поднимаясь над землей
(вместо интервью с Майклом Альпертом)
Июнь 2005
Имена
Версия для печати


— Почему хасиды так любят танцевать?

— Потому, что когда человек танцует, он немного поднимается над землей.

Рабби Аарон из Карлина


Майкл Альперт — вокалист, скрипач, аккордеонист, преподаватель танцев, лидер клезмерского возрождения, участник ансамблей «Brave Old World», «Khevrisa» и др. — ищет студентов и коллег для совместного изучения мира еврейской культуры. Любит долгие танцы, обеды с водкой и нигуним на рассвете.

Информация на сайте фестиваля KlezKanada



Познакомились мы четыре года назад во время путешествия по Украине и Румынии. Роскошные карпатские пейзажи, удивительные румынские синагоги — уже этого было бы достаточно, чтобы летняя поездка 2001 года стала для меня и моих спутников незабываемой. К тому же, благодаря Майклу Альперту, едва ли не каждый ее эпизод был наполнен клезмерской музыкой: этот фрейлахс мы напевали, когда подъезжали к Яссам, а этот хасидский нигун звучал на рассвете у костра на турбазе Немчич в предгорьях Карпат.


Все это музыкальное действо в режиме нон-стоп началось, как только мы встретились с Майклом (для всех он как-то сразу стал просто Майклом) на вокзале во Львове. И продолжалось оно вплоть до момента нашего расставания в украинском селе Вашковцы. Там мы познакомились с местными музыкантами, которые по-прежнему играют на деревенских свадьбах. Оказалось, они еще помнят своего земляка, замечательного скрипача и собирателя фольклора Леона Шварца, эмигрировавшего в Америку много лет назад. Именно под его руководством Майкл когда-то постигал премудрости клезмерского скрипичного музицирования. Возможность сыграть на украинской свадьбе вместе с этими деревенскими музыкантами показалась Майклу редкой удачей. Он остался. Мы поехали дальше.


Майкл Альперт
Фото Михаила Хейфеца


Потом Майкл рассказал, что вашковские музыканты долго думали, как им следует звать-величать своего американского гостя. По имени — как-то неуважительно. По фамилии — слишком официально.


— А как отца-то твоего звали? — спрашивают.


— Илья.


— Значит, будешь — Ильич.


***


В этот раз (февраль 2005 года) Майкл Ильич Альперт выглядел усталым. Лицо осунулось. Три дня назад — Калифорния, затем Нью-Йорк, и вот Питер. Пересечение временных поясов, ожидание в аэропортах.


— Если каждый месяц приходится три-четыре раза уезжать из дома, это вряд ли способствует здоровому образу жизни, — сказал и улыбнулся.


В английском языке есть устойчивое словосочетание: keep the ball rolling, одно из значений которого — поддерживать разговор, перекатывать мячик-фразу от собеседника к собеседнику. С того момента, как Майкл появился на пороге моей квартиры, «мячик» не останавливался ни на минуту. Наш многодневный «а пусте рейд» временами затихал, потом вновь набирал силу, переходил с русского, которым Майкл владеет в совершенстве, на английский или малопонятный мне идиш, а также на язык жестов и музыкальных фраз.


Вот некоторые замечания Майкла, выуженные из наших разговоров.


О недавно изданной в России книге стихов Леонарда Коэна:


— Он по-прежнему популярен, особенно в Польше, но я не могу причислить себя к авторитетным «коэноведам».


О свеженькой русской «Антологии поэзии битников»:


— На обложке вместо Kerouac напечатали Keruak. Две ошибки в одной фамилии — не многовато ли?


И, конечно, об Аллене Гинзберге:


— Я с ним познакомился на одном из поэтических вечеров в Нью-Йорке. Так получилось, что мы сидели рядом. Когда прощались, он произнес на украинском идише: «Зай гезинт». До сих пор не пойму, что он этим хотел сказать?


Keep the ball rolling…


Обсуждаем планы на будущее. Майкла чуть было не уговорили выступить весной на фестивале СКИФ вместе с его другом, украинским певцом и бандуристом Юлианом Кутасты, голос которого прямо как у покойного Валерия Агафонова. Юлиан родился в Америке и вряд ли знает что-нибудь о великом питерском исполнителе романсов. Когда слушаешь дуэт Альперт/Кутасты — просто дыханье захватывает. Что-то такое потустороннее ощущается в этой музыке. Жаль, что у Майкла все весенние месяцы оказались расписанными чуть ли не по дням.


Кстати, Агафонов жил на Моховой, в двух шагах от меня. Зачем далеко ходить, говорю, в моем доме жили Чайковский, Мусоргский и Римский-Корсаков. В ответ — только голову обхватывает руками, дескать, обалдеть можно.


Keep the ball…


Слушаем «Сон Стемпеню» — двойной альбом с авторскими композициями известного скрипача Стивена Гринмана, стилизованными под традиционную клезмерскую музыку. В этой записи вместе с Майклом и Стивеном приняли участие: Алан Берн и Стюарт Бротман («Brave Old World»), Уолтер Зеев Фельдман («Khevrisa») и молодой украинский цимбалист Александр Федорук.


— Мы работали над этим альбомом прошлой зимой на студии SUMA в Огайо. Туда надо долго добираться на автомобиле по грунтовой дороге. Представьте огромные стеклянные окна студии, а за ними зимний лес. Красиво. В этой студии записывал свои альбомы «Grand Funk Railroad», — бросает сочувственный взгляд на меня и заговорщицкий взгляд на моего сына, поскольку в курсе его увлечений громоподобным альтернативным роком. Сын «пропускает мяч»: об этой когда-то гремевшей по всему миру — в прямом и переносном смысле — хард-роковой команде он ничего не знает. Что поделать, другие времена, другие кумиры.


Keep…


Ладно, хватит о рок-музыке. А что сегодня происходит на американской клезмерской сцене?


— Klezmer сегодня играют многие. Причем, совсем недавно все занимались экспериментами. Соединяли klezmer с чем угодно, как принято в world music. Теперь этот, как его? (Следует характерный жест.) Да... Маятник качнулся в другую сторону. Все стали стремиться к аутентичному звучанию.


Что ж, пусть будет все.


***


С тех пор как в мире шоу-бизнеса взошла звезда world music, что-то изменилось в нашем восприятии музыки, да и мира тоже. Уже в самом названии направления заложены претензии на всеобщность, глобальность. Ведь это — «всемирная музыка», то есть музыка всего мира или, если угодно, вся музыка мира. Какой же ей быть, как не многоликой, парадоксальной и утопичной? Пытливый меломан здесь может обнаружить все, что душе угодно: от архаического фольклора — до компьютерного этно-техно. При этом world music сочетает в себе внимательное, почти трепетное отношение к этнической самобытности с полным отрицанием межэтнических границ. Принадлежащие самым разным стилям и традициям исполнители свободно обмениваются музыкальными идеями, учатся друг у друга. Два примера наудачу: виртуоз цыганской скрипки из Румынии импровизирует вместе с североамериканским блюзменом-гитаристом (проект группы «The Groove Distillery» «Сливовичный блюз»), а знаменитый танго-клезмер-джазовый кларнетист из Аргентины исполняет специально для него написанную пьесу, в которой слышны интонации суффийских песнопений каввали (Г.Фейдман/Н.Азам).


Подчас все это напоминает «Прекрасный новый мир», где проблемы, не дающие нам сегодня покоя, уже решены, и поклонникам «всемирной музыки» остается только предаваться медитации под мелодичный шумок своего музыкального центра. Впрочем, кому-то этнические чары world music помогают обрести свою идентичность, а кто-то всего лишь пытается раствориться в ее пряной экзотике, напоминающей о приятном времяпрепровождении на летнем курорте где-нибудь на Гавайях или в Акапулько.


***


Klezmer — одно из самых популярных направлений «всемирной музыки». Московский музыкальный критик Дмитрий Ухов так и написал, пояснив, что klezmer — это «бытовая музыка еврейской диаспоры, преимущественно североамериканской». Почему «преимущественно североамериканской»? История клезмерской музыки в Восточной Европе насчитывает лет триста, если не больше. Даже само название ансамбля Майкла Альперта «Brave Old World» — «Славный (я бы даже перевел: неунывающий) Старый свет» на это указывает. Ведь в основе его репертуара — та самая еврейская музыка Старого света, которая, несмотря на Катастрофу, никуда не исчезла.


В сущности, klezmer — это что-то знакомое, из детства. Хрипящие, шипящие на записанных-перезаписанных бобинах первых катушечных магнитофонов одесские песни («Ах, таере Одесса!») — тоже klezmer, только мы тогда об этом не знали. Наша бедная девушка и одновременно искушенная дама от литературы Юля Беломлинская совершенно уверена, что «эту музыку — “клейзмир” (так у нее в тексте. — А.И.) — все любят. Ее невозможно не любить, ну вот как русскую литературу. И сейчас ее начали играть — просто музыканты. За то, что они музыканты. Не за то, что евреи. Клейзмир входит в мир, как когда-то фламенко или джаз. Он будет входить все больше и больше. Как и джаз, музыка, настоянная на крови».


Клезмерская музыка оказалась своеобразной предтечей world music. Как писал Майкл в своей статье «Музыка еврейской свадьбы»: к концу XVIII века «на границе балканских и восточнославянских земель, в результате интенсивного культурного взаимодействия народов, издавна населявших этот регион, — молдаван, украинцев, ашкеназских и сефардских евреев, греков, цыган — сформировалась особая “пограничная культура”. Ее влияние прослеживается в местной архитектуре, кулинарии и музыке, включая еврейскую клезмерскую традицию». Самые разные пласты музыкального фольклора — задумчивые молдавские дойны, лихие гуцульские напевы, терпкие турецкие ритмы, даже танцы крымских татар — вошли в репертуар бродячих клезмерских капелл. Все это превратилось в «шеры» и «фрейлахсы», которые обычно исполняли на свадьбах два скрипача в сопровождении цимбалиста и контрабасиста. В конце XIX века клезмеры, так же как джазисты по ту сторону океана, «подобрали» помятые трубы и пробитые кларнеты полковых оркестров. С тех пор в клезмерской музыке слышны отголоски военных маршей русской армии.


В начале XX века волна эмиграции вынесла на американский берег многих выдающихся клезмеров. Там в 20-х годах их репертуар записали на граммофонные пластинки. Возможно, это событие отчасти определило тот успех, который выпал на долю этой музыки через пятьдесят лет. В конце 1970-х, когда американская рок- и поп-музыка находилась в глубоком кризисе, начались поиски нового, которые привели многих известных композиторов и исполнителей к открытию мира этнической музыки. Ряд американских музыкантов, евреев по происхождению, обратились к еврейскому музыкальному фольклору, лучшие образцы которого сохранились в старых граммофонных записях. Так началось «клезмерское возрождение», одним из лидеров которого был Майкл Альперт.


Оно продолжается до сих пор по всему миру. Сегодня клезмерская музыка звучит на многочисленных фольклорных фестивалях и коммерческих концертах, ее включают в саунд-треки художественных и документальных фильмов. Современные клезмерские ансамбли экспериментируют с электроникой, легко вводят в свой состав латиноамериканские ударные или арабские лютни, пополняют свой репертуар классическими и джазовыми номерами. Например, бостонский ансамбль «Shirim Klezmer Orchestra» выпустил в 1999 году альбом «Клезмерский щелкунчик», в котором наряду с обработками мелодий из балета Чайковского представлены также вариации на темы Шопена, Брамса, Малера, Сати и Энеско. Этот диск приятно слушать под Новый год. Особенно в доме, где когда-то жил Петр Ильич.


Другой ансамбль с многозначительным названием «Klezperanto» (кстати, тоже из Бостона, похоже, этот город может поспорить с Нью-Йорком за право называться клезмерской столицей Америки), сочетающий традиционный klezmer с элементами рокабили, фанка и зудеко — музыки франкоязычных жителей Луизианы, выложил на своем сайте целый манифест. В нем говорится, что «“Klezperanto” — естественное ответвление от клезмерской музыки, которая является одной из самых ярких форм танцевальной музыки мира. “Klezperanto” — это универсальный язык, на котором вы разговариваете со своими ногами».


Но какой бы «универсальный» музыкальный язык ни изобретали современные клезмеры, и какой бы музыкальный материал ни использовали, если они профессионалы своего дела, то мы сразу же узнаем в их игре те особые интонации и исполнительские приемы, которые характерны только для клезмерской традиции.


Оригинальный исполнительский стиль Майкла Альперта, органично соединяющий мягкий лиризм хасидского пения и взрывную энергетику клезмерской скрипичной импровизации, узнаешь сразу, с кем бы он ни играл: будь то ансамбль «Khevrisa» с его барочным, я бы даже сказал, антикварным звучанием, или «Еврейская свадьба в стиле хип-хоп» скрипачки Софи Соломон и ди-джея Socalled («Так называемый» — сценическое имя), или «Клезмерское безумие» (название проекта говорит само за себя) радикального нью-йоркского кларнетиста Дейвида Кракауэра.


В полной мере особенности артистического темперамента Майкла Альперта проявились в концертных и студийных записях ансамбля «Brave Old World», сделанных вместе с Аланом Берном (аккордеон, клавишные), Куртом Бьёрлингом (кларнет) и Стюартом Бротманом (бас, цимбалы). Сегодня этот звездный состав успешно гастролирует по всему миру с четырьмя программами. На его концертах звучат музыка, написанная в Лодзинском гетто во время Второй мировой войны («Песни Лодзинского гетто»), и оригинальные композиции, сочетающие клезмерскую традицию с элементами джаза и музыкального минимализма («Новая еврейская музыка»). Выступают ли музыканты в сопровождении Амстердамского филармонического оркестра («Brave Old World и Оркестр») или вместе с греческим фольклорным трио «Смирна» («Из Нью-Йорка в Константинополь»), их концерты всегда собирают полные залы восторженных слушателей.


Особое место в репертуаре ансамбля занимают идишские песни, написанные Майклом Альпертом. Как правило, они посвящены современным событиям, таким как Чернобыльская катастрофа или падение Берлинской стены.


Майкл рассказывает о работе над песней о Чернобыле так:


— Сначала я выбрал для нее иронично-ернический мотивчик народной украинской песни, но потом, после поездки по Украине, понял, что получилось как-то… не так, ведь это — одна из величайших трагедий нашего времени. И я стал петь эту песню на мотив печальной еврейской баллады о гибели «Титаника».


Мастер клезмерской гитары, певец и композитор Джефф Варшауэр считает, что песенная лирика Майкла Альперта тематически близка к поэзии Нила Кэссиди, Джека Керуака, Аллена Гинзберга, да и всего поколения битников. С другой стороны, его песни, порой иронические, порой печальные, «о любви и величии, о войне, трагедии и горе, о борьбе и надежде», написанные энергичным разговорным языком, продолжают традиции американской идишской поэзии 1920–1930-х годов.


***


В клезмерских ансамблях роль второй скрипки порой оказывается важнее первой. Если солист в основном «украшает» исполняемую пьесу виртуозными пассажами, как бы «вышивая по канве», то перед вторым скрипачом стоят более серьезные задачи: именно на него ориентируются остальные музыканты, и именно он, в конечном итоге, «вывозит» на себе игру всего ансамбля. Оставаясь в тени, он является истинным лидером.


Майкл Альперт часто играет вторую скрипку. И не только на сцене или в студии звукозаписи.


Настоящим событием в культурной жизни Нью-Йорка 1990-х стали концертные выступления выдающегося израильского скрипача-виртуоза классического направления Ицхака Перлмана вместе с ведущими клезмерами США. В результате такого сотрудничества вышли широким тиражом два прекрасных альбома (1995, 1996), а также был снят телевизионный фильм «In the Fiddler's House» («В доме скрипача»). В этом более чем успешном проекте Майкл не только выступал как инструменталист и певец, но и выполнял не слишком заметные для широкой публики роли музыкального директора и исполнительного продюсера, отвечая буквально за все: от подбора и обработки музыкального материала до организации выступлений в целом. И хотя участие всемирно известного израильского музыканта, несомненно, обеспечило проекту небывалый общественный резонанс, но, похоже, именно Майкл сумел превратить эти концерты в настоящий триумф клезмерской музыки. Ведь первый «клезмерский» альбом Перлмана «Tradition» (EMI), записанный в 1987-м вместе с Израильским филармоническим оркестром под управлением Дова Зельцера, трудно назвать удачным: облагороженные симфонической оркестровкой еврейские песни, такие, например, как «А идише маме», «Афн припечик» или «Аз дер ребе Элимелех из геворн азой фрейлех», звучат нелепо и претенциозно.


Теперь Майкл вспоминает о работе с Перлманом довольно прохладно:


— Это было чисто коммерческое мероприятие.


Однако участие Майкла Альперта в проекте в качестве музыкального директора было оценено по достоинству: он получил престижную американскую телевизионную премию «Emmy» и «Золотую розу» международного кинофестиваля в Монтрё за лучший музыкальный фильм 1996 года.


Сегодня Майкл, с присущими ему энергией и энтузиазмом, продолжает работать во многих американских и европейских фестивальных проектах: он — главный консультант самого крупного в Европе Краковского фестиваля еврейской культуры, директор программ международного фестиваля KlezKanada в Квебеке, руководитель проекта «Nashi Traditsii» в нью-йоркском Центре традиционной музыки и танца, организатор цикла концертов «Ночные песни из соседней деревни», объединивших на сцене еврейских и украинских музыкантов из США и Канады. Дуэт Альперт/Кутасты, выступивший впервые на одном из этих концертов, стал для всех настоящим открытием.


***


Каждый, кто хоть немного знаком с идишским музыкальным фольклором, наверняка слышал песню «Фаркойфн ди сапошкелех». Сегодня она входит в репертуар многих исполнителей. Но мало кто знает, что именно Майкл впервые записал эту песню в Нью-Йорке у одной пожилой женщины — Брони Сакиной, эмигрантки из СССР. Эта несомненная удача отражает важную сторону деятельности Майкла Альперта: в настоящее время он является одним из самых авторитетных исследователей и знатоков еврейского музыкального фольклора. Несколько лет Майкл проработал в нью-йоркском институте YIVO, занимаясь изучением и документированием традиционной музыки и танцев в еврейских общинах Северной Америки и Европы, участвовал в фольклорных и этнографических экспедициях, преподавал, публиковал статьи, выступал с докладами, перевел на английский и прокомментировал монографию выдающегося советского фольклориста М.Береговского «Еврейская инструментальная народная музыка», изданную в США в 2001 году [1]. Его этномузыковедческие исследования часто носят компаративный характер благодаря великолепному знанию языков (польского, украинского, сербского, румынского, венгерского, цыганского) и культурных традиций народов Восточной Европы.


Профессор Марк Слобин в своей книге «Fiddler on the Move: Exploring the Klezmer World» («Скрипач в пути: изучая мир клезмерской музыки») назвал Майкла Альперта — «ключевой фигурой клезмерского движения».


***


Приятно сознавать, что именно наш город стал пионером возрождения клезмерской музыки на постсоветском пространстве. Ежегодный «Клезфест», организованный Еврейским общинным центром Санкт-Петербурга, — то место, где встречаются начинающие музыканты и настоящие звезды: это и совместные выступления, и лекции, и мастер-классы, и, конечно, неформальное общение сутки напролет.


Своеобразным филиалом «Клезфеста» стал «Клезшул» — мастер-класс Майкла Альперта для самых успешных клезмеров России и ближнего зарубежья. В этом году он проходил во второй раз. В середине февраля все участники и гости «Клезшула», среди которых мне посчастливилось быть, собрались в одном из пансионатов на Карельском перешейке.


Широкие окна главного здания пансионата. За ними зимний лес. Красота. Как тут не вспомнить студию «Grand Funk Railroad» в Огайо. К тому же, неутомимый Майкл сумел превратить просторный двусветный вестибюль в настоящую студию звукозаписи. Вечером после занятий он организовывает сводный хор из участников «Клезшула» для записи на свой портативный цифровой магнитофон шахтерских песен, собранных С.Ан-ским еще в 80-е годы XIX века, плюс еще бонус-трека с «Интернационалом», переведенным тем же Ан-ским на идиш. Эти записи делаются для компакт-диска, который станет частью сборника трудов конференции «С.А.Ан-ский и его время», прошедшей в Стэнфордском университете (Калифорния) в 2001 году.


Митя Храмцов из питерского ансамбля «Добраночь» запевает грубоватым трагическим баритоном:


— Нет, ребятушки, трудней, как работа шахтерей…


А тут хор подхватывает, аж стены дрожат. Выбегает испуганная вахтерша, пару секунд слушает, успокаивается и громко шепчет мне в ухо, дескать, душевно поют ребята. Действительно, здорово поют, я бы тоже подпел, если б умел.


Америка, клезмеры, шахтеры, Ан-ский со своим народническим пафосом — все смешалось в загородном пансионате.


Впрочем, это лишь один из эпизодов «Клезшула».


 Фото Михаила Хейфеца

Его кульминацией стал концерт в набитом до отказа питерском клубе «Платформа». Почти без репетиций. Но это не важно: все, кто выступает на сцене, понимают друг друга с полуслова, точнее с полутона, и играют с полной отдачей. Что бы там ни писали критики-острословы о «шолом-алейхемовском пафосе» или «слезливых интонациях» клезмеров, на таких концертах понимаешь, что все мы — дети неунывающего Старого света, и, может быть, именно этой музыки нам так давно не хватало.
Как бы изобразить Майкла на сцене? Сравнить с каким-нибудь общеизвестным литературным героем, что ли? Первое, что приходит в голову, — Паганель. Высок, худ — похоже, только не рассеян — сосредоточен. И при этом — артистичен. Это сразу видно, даже если он еще не дотронулся смычком до струн скрипки: шутливые жесты, иронические замечания. Когда он разматывает шнур от звукоснимателя, закрепленного на скрипичной деке, или регулирует высоту микрофона — это тоже часть шоу. А когда он поет — слово «душа» вдруг перестает быть полузабытым архаизмом из словаря романтиков, да сам ты со всеми твоими окаменевшими чувствами и рациональными установками пусть немного, но все-таки поднимаешься над землей.


[1] Beregovski M. Jewish Instrumental Folk Music: The collections and writings of Moshe Beregovski / Translated and edited by Mark Slobin, Robert A. Rothstein, and Michael Alpert; Annotations by Michael Alpert. Syracuse, NY: Syracuse University Press, 2001. XIX, 264 p.: ill., music + CD.