Опубликовано в журнале «Народ Книги в мире книг» (Санкт-Петербург)
№ 37 / Февраль 2002 Аннотации
|
|
||||||||
Кузнецов И. Все ушли...: Воспоминания, сны, разговоры: [Роман]. – М.: КРУК, 2001. – 352 с. 500 экз.
Книга Исая Кузнецова — это и величественный памятник Еврейской Матери, и повествование об исторической судьбе русского еврейства — на примере одной жизни. Главную героиню книги зовут Елизавета Григорьевна Лебедева, она родилась в 1890 году и умерла, не дожив один год до девяностолетнего юбилея. На обложке книги помещена фотография молодой, красивой еврейской барышни, тревожно всматривающейся в объектив тульского фотографа. Вполне вероятно, что интеллигентная девушка любила стихи Блока, но могла ли она представить, что слова поэта «Мы — дети страшных лет России» обращены не только к Зинаиде Гиппиус, но и непосредственно к ней самой. На долю евреев того поколения выпали две мировые войны, две революции, погромы в царской России, погромы Гражданской войны, сталинский террор тридцатых годов, Холокост, послевоенные антисемитские репрессии. «Человек не знает своего времени. Сыны человеческие уловляются в бедственное время, когда оно неожиданно находит на них», — цитирует Исай Кузнецов Екклесиаста. Вот так в бедственное время Елизавета Лебедева потеряла младшего сына Яшу — он погиб на фронте — и мужа, которого расстреляли в 1938 году. В книге два рассказчика, мать и сын, два центра повествования — от них расходятся концентрические круги воспоминаний. Воспоминания даются вразброс, автор сознательно нарушает хронологическую канву событий, перескакивая через десятилетия, произвольно тасуя эпизоды прошлого. Умелое и тактичное использование этого приема достигает своей цели: перед читателем складывается причудливая историческая мозаика. Основная тема романа — верность своему национальному наследию, заповедям отцов, в конечном счете, религиозному еврейскому мирочувствованию. Только благодаря этой верности Елизавета Лебедева смогла отказаться от властного искушения стать революционеркой, преодолеть «соблазны кровавой эпохи», по замечательному выражению Наума Коржавина. В романе мастерски изображены две еврейские девушки, Сарра Янкелевич и Роза Слюсарь, ровесницы героини; они, протестуя против социальной и национальной несправедливости — у Розы во время погрома убили отца и изнасиловали сестер, — ушли в революционную борьбу. В тридцатые годы Сарра покончила с собой, поняв, что никакое светлое будущее не может оправдать большевистских преступлений, а Роза до конца дней осталась фанатичной коммунисткой. С презрением она говорит Елизавете: «Смотрю на тебя и ужасаюсь. И я могла прожить свою жизнь, как ты, впустую». И только перед смертью Роза вспоминает, что она тоже еврейка и просит похоронить ее по обычаю предков. Но партийное руководство запрещает хоронить старую большевичку, убежденную атеистку, согласно религиозному ритуалу. Уродливая жизнь — уродливая смерть.
Поиски смысла жизни, нравственный выбор человека — узловые точки размышлений героев романа. Генеральная проблематика русской литературы всегда была сосредоточена на этих вопросах. Елизавета Лебедева еще в юности сделала свой выбор, основанный на постулатах религиозной еврейской этики: отказ от пути насилия, разрушения, предательства. Она любила, растила детей, внуков, кормила семью — она созидала. Такая жизнь для Розы Слюсарь представляется пустой, обывательской — еще бы, ведь в ней нет ничего героического. Елизавета Лебедева всю жизнь повиновалась не партийной дисциплине, но тихому голосу совести, не авторитету вождя, но абсолютному авторитету Бога. Страх Божий — чувство совершенно непонятное атеисту, просто смешной предрассудок, аргумент слабых, бездеятельных людей. Елизавета Лебедева еще с детства знала это чувство, и оно стало моральным ориентиром в судьбе героини, помогло ей в самые трудные и трагические моменты жизни. Второй смысловой пласт романа — воспоминания сына. Леонид Лебедев — alter ego автора, более того, это типичный представитель советской еврейской интеллигенции, мучительно бившейся над вопросом «Что значит быть евреем?». Как часто люди этого поколения, не знавшие ни родного языка, ни еврейских традиций, лишенные религиозных книг, но каким-то чудом сохранившие национальное чувство, самостоятельно приходили к осознанию того, что «человек — звено бесконечной цепи, которая тянется из далекого прошлого. Тот кто, не чувствует этой связи, — одинок и беспомощен, потому что у него нет прошлого, а значит, нет и будущего». Книга Исая Кузнецова по тематике и мироощущению, без сомнения, принадлежит к произведениям русско-еврейской прозы, объединяющей, несмотря на стилевое несходство, таких разных авторов, как Исаак Бабель, Григорий Канович, Юрий Карабчиевский. Проходят десятилетия, но источником вдохновения такой прозы властно остается все тот же «особенный, еврейско-русский воздух». |
|