Как известно, в СССР изучение еврейской истории и культуры тормозилось множеством препятствий, и сегодня восстановление практически не существовавшей научной дисциплины на всем постсоветском пространстве связано с серьезнейшими трудностями. Белорусской, так же как российской, украинской и, в несколько меньшей степени, польской иудаике приходится практически начинать с создания основ, с формирования научной школы, и это положение не может не сказываться на общем уровне исследований. Три года назад в Минске появилось новое продолжающееся издание — сборник научных трудов «Евреи Беларуси. История и культура»[1]. На сегодняшний день вышло уже пять выпусков (третий–четвертый — сдвоенный) — достаточно материала для анализа сегодняшнего состояния белорусской иудаики и для предварительных выводов.

Первый выпуск нового сборника получился крайне неровным. В обращении к читателю составители сообщали, что «рядом с первыми опытами студентов соседствуют исследования историков, работающих в данной области на протяжении ряда лет» [I, с. 6][2]. Возможно, такое соседство в сборнике научных работ было бы оправдано, если бы речь шла именно о первых научных опытах студентов. Но диапазон сборника оказался шире строго академических рамок: первый выпуск включает и доклады-сообщения откровенно ученического уровня, сделанные порой на базе «Еврейской энциклопедии» и Феликса Канделя[3], и газетную публицистику[4], и даже нечто вроде рекламного проспекта[5]. В то же время в нем есть ряд именно научных, причем высококвалифицированных и интересных работ[6]. В целом же научная часть первого выпуска выглядит так, как она только и может выглядеть в данных обстоятельствах: идет стадия накопления материала, большинство статей посвящены местным ситуациям, отдельным аспектам, причем самому общему, начальному их освоению. Как правило, они выдерживают определенный уровень, но, к сожалению, встречаются и исключения.

К числу таких исключений относится, например, статья Э.Иоффе «Помощь “Джойнта” в развитии образования, ученым и преподавателям на территории БССР в 20-е годы XX века» [I, с. 53–59]. Вся статья построена на архивном материале, что само по себе заслуживает уважения. Но, по сути, она и сведена к переписыванию архивных данных не только без их анализа и систематизации, но даже без какого-либо вписывания в исторический контекст, без сопоставления с другими обстоятельствами. Текст пестрит цифрами. Из него мы, к примеру, узнаем, что в начале 1923 года «от “Джойнта” получено 200000 тетрадей. Из них 25000 выделено Минску, 16000 — Гомелю, 14000 — Витебску» [I, с. 53]. В другом месте говорится, что 24 апреля 1922 года «было решено учредить 168 стипендий на 4 месяца для указанных (еврейских педагогических. — М.М.) техникумов, причем Витебскому педтехникуму отпустить 60 стипендий, Гомельскому — 40, Минскому — 65» [I, с. 53]. Чуть ниже сообщается, что «осенью 1923 года было распределено 500 пар обуви, прибывшей для еврейских учреждений Белоруссии. Из них профшколе “Швейпром” было отпущено 85 пар, Объединенной профшколе — 110...» и т.д. (перечисление большое, в сумме составляет 325 пар) [I, с. 55]. Из подобных сведений состоит вся статья. Читателя она оставляет в некотором недоумении. Во-первых, никак не прокомментированы расхождения в цифрах. Ничего не говорится о том, куда отправились 145000 тетрадей, в каких педтехникумах были учреждены еще три стипендии, что сталось со 175 парами обуви. Неясно даже, замечены ли эти расхождения автором. Во-вторых, данные эти никак не соотнесены с потребностями — в тетрадях, обуви, стипендиях. Вероятно, не так легко установить, сколько было тогда еврейских учебных заведений и сколько в них было учащихся. Но без этих сведений читатель не может найти ответа на главный вопрос: какое значение для них имела предоставляемая «Джойнтом» помощь. По абсолютным цифрам можно судить только о том, что помощь оказывалась, но, к сожалению, не о том, насколько она была значительна. К уровню источниковедения тоже можно предъявить серьезные претензии. Автор просто не сообщает, из какого рода документов черпает свой материал. Быть может, это финансовые отчеты в получении помощи, может — протоколы заседаний по ее распределению, а может — что-то совсем-совсем другое. Не сказано даже, на материалы белорусской или американской стороны опирался автор. Такое невнимание к характеру и происхождению документа со стороны доктора исторических наук и профессора, которого в историографическом обзоре называют «одним из основоположников изучения истории евреев в нашей республике» [I, с. 13], кажется странным.

В статье другого доктора исторических наук, профессора Г.Космача, заведующего кафедрой всеобщей истории БГПУ, обращает на себя внимание последний абзац. Статья называется «Роль СССР в процессе образования государства Израиль в 1947–1948 гг.» [I, с. 83–89]. На протяжении всей статьи автор пересказывает достаточно известные, во всяком случае — не имеющие научной новизны, факты дипломатической борьбы вокруг создания Израиля, взятые из опубликованных источников (документов ООН, материалов газеты «Правда» и мемуаров Голды Меир) и пяти исследовательских работ[7]. На интерпретацию — т.е. на свою версию ответа на уже полвека мучающий историков вопрос, почему же все-таки Сталин вдруг согласился с Труменом — оставлен один абзац. В результате вывод статьи сведен к довольно бездоказательным и неконкретным утверждениям. Есть в статье и досадная оплошность, порождающая сомнение в достаточном знакомстве автора с темой. Среди участников описываемых событий фигурируют М.Шарет и М.Шерток — фигурируют на равных, как два разных государственных деятеля. Можно допустить, что автор воспроизводил написание используемых источников, но делать это без комментария явно не стоило. В конце концов, не все читатели могут знать подробности гебраизации своей фамилии первым министром иностранных дел Израиля.

Второй выпуск стал новой вехой в развитии издания. Может быть, самое главное состояло именно в том, что сборник продемонстрировал способность к заметному росту. Исчезла рубрика «Очерки. Рефераты. Мнения», большинство материалов которой явно не соответствовали научному характеру издания, зато появились гораздо более уместные рубрики: «Мартиролог», «Из истории местечка», «Забытые имена», «Архив», а в последующих номерах и «Воспоминания». Несомненным украшением сборника стали статьи израильских историков Д.Романовского и Л.Смиловицкого во втором и пятом выпусках, так же как статья еще одного израильского историка А.Зельцера в третьем–четвертом выпуске и работа польского историка А.Казмерчика в пятом. Привлечение в каждый номер (начиная со второго) минимум четырех, а то и больше иностранных авторов стало явной удачей издания, придало ему международный характер. В целом слабых публикаций во втором–пятом выпусках в сумме меньше, чем в одном первом.

Отсутствие научной традиции современной белорусской иудаики сильнее всего, пожалуй, сказывается на обращении с источниками. Стадия сбора фактов связана с постоянной источниковедческой работой, которая только и может дать ответ на вопрос о степени доверия к тому или иному сообщению. Но, к сожалению, в некоторых статьях использованные источники вообще не называются. Вместо указания на источник сообщается только, где он хранится. То ли это святая уверенность в том, что любой читатель может сам съездить в Минск (Гродно, Брест...) и посмотреть использованные автором документы, то ли это не менее святая вера в то, что хранение некой информации в архиве гарантирует ее безупречность само по себе. Такой подход вредит репутации научного издания [8].

Э.Савицкий приводит в своих статьях данные о бюджете одинокого рабочего, который «позволял бы ему кое-как сводить концы с концами», на 1905 год в сопоставлении с реальными зарплатами рабочих [II, с. 22–23; III/IV, с. 7], об общинных учреждениях Двинска, Минска, Гродно, Бреста, Волковыска, Бобруйска, Витебска [III/IV, с. 11–13, 17–19], о количестве жертв погромов времен гражданской войны [II, с. 25], о социальной структуре евреев Беларуси в 1926 г. [II, с. 26]. Все сведения сопровождаются архивными ссылками. Но о типе источников — ни слова, как будто это несущественно. А между тем от того, кем (еврейскими организациями, российскими дореволюционными властями, советскими органами, независимыми журналистами, исследователями, статистиками) и с какой целью (для внутреннего пользования, для отчета перед вышестоящими, для использования в пропагандистских целях, для научного изучения) составлялись документы, из которых Э.Савицкий черпал свою информацию, зависит очень многое. В конце концов, данные могли и «корректироваться» исходя из тех или иных соображений. Историческое исследование — это все-таки нечто большее, чем переписывание архивов.

В том же стиле действует другой исследователь еврейской благотворительности, Г.Григорьев. Один пример. Рассказывая об основанном в конце XIX века Витебском обществе попечения о детях, Григорьев сообщает: «Сюда ежедневно приходило до 20 детей в возрасте от 5 до 12 лет, в основном из бедных еврейских семей. Вот как описывалось их пребывание в приюте этого общества: “Обыкновенно дети собирались в приют около 8 часов утра и оставались до вечера 6–7 часов, а затем на ночь расходились по домам. В приюте детей кормят, снабжают одеждой, обувью, обучают грамоте и приучают к ручному труду. Утром по приходе в приют дети получают платье, фартуки и переодеваются. Затем им дают ячменный кофе с хлебом и молоком, в 1 час дети обедают. В обед получают кашу с маслом... В общем дети питаются всегда удовлетворительно”» [II, с. 34]. К этой цитате есть сноска — аналогичная всем другим: НАРБ, ф. 1649, оп. 1, д. 45, л. 26. Неужели автор наивно полагает, что в данном случае не имеет никакого значения, кем описывается, для кого описывается и с какой целью описывается пребывание детей в приюте?

Во многих других статьях описанию источников уделено несколько большее внимание. Но и этого бывает недостаточно. В заключение интересного и серьезного очерка Г.Винницы «Ляднянское гетто» [I, с. 128–133] сказано: «Справедливости ради нужно отметить, что разрозненные документы по этому вопросу публиковались, но полной картины событий не воссоздано. Поэтому нашей задачей было восполнить пробелы в цепи трагических событий тех страшных лет» [I, с. 132–133]. Казалось бы, за такой фразой должна следовать сноска, содержащая сведения о том, какие документы публиковались и какие остались пробелы, но ее нет. Это лишает читателя возможности при обращении к данной статье увидеть картину в целом и оценить качество восполнения упомянутых пробелов. Источниками Г.Винницы являются воспоминания участников и свидетелей событий и акты о зверствах оккупантов. И те, и другие источники требуют развернутого комментария, которого в очерке нет, как нет и ссылки на этот комментарий, если он имеется в других статьях. А вопросов эти источники вызывают много. Начнем с тех, что относятся к воспоминаниям. Хотелось бы знать, какой промежуток времени разделяет создание текста воспоминаний и события, которые там описаны. Не менее важно иметь представление о том, какого они объема и чему посвящены. Ведь есть разница между полным жизнеописанием, в котором пара страниц уделена вопросу, рассматриваемому Г.Винницей и имеющему для мемуариста третьестепенное значение, воспоминаниями о войне вообще или специально об уничтожении евреев в ляднянском гетто. Принципиальным является и то, каково было место мемуариста в описываемых событиях. Только об одном из них это сказано. Про двух других, исходя из их имен, можно догадаться, что, вероятно, они не были узниками гетто, а являлись свидетелями происходивших событий. Возможно, они были тогда детьми. Возможно, что и нет. Но читателю остается об этом только догадываться.

Перейдем к другому типу источников — актам о зверствах. Их в статье два. Один называется «Акт о зверствах немецко-фашистских мерзавцев в местечке Ляды, Дубровенского района, Витебской области, Белорусской ССР». Он был составлен местными жителями Е.Дитрухиной, Н.Ерофеевой и А.Горбачевой и представителями воинской части майором юстиции И.Шапошником и майором А.Битюковым и опубликован в газете «Днепровская правда» 21 июня 1991 года. Дата составления акта в очерке не указана, место хранения подлинника также. Другой документ, если верить сноске, называется точно так же, согласно же тексту статьи, его название таково: «Трагедия белорусского местечка Ляды. Акт о зверствах фашистов в местечке Ляды, Дубровенского района, Витебской области, Белорусской ССР от 10 октября 1943 года». Составили акт капитан Онишко, капитан Равкин, капитан Бабурин, председатель Дубровенского Районного Совета депутатов трудящихся Стефанович, секретарь Дубровенского райкома ВКП(б) Б.Еленский, местные жители: Прокопцева, Маринкина, Панулина А. и Панулина Е. Акт хранится в Зональном государственном архиве г. Орша. Сама по себе история этих актов требует отдельного исследования, начиная с того, почему их вообще два. Необходимо разобраться, в каком соотношении они друг с другом: какой был составлен раньше, был ли более поздний акт составлен взамен более раннего, в дополнение к нему или составители второго акта не знали о существовании первого, насколько совпадает и насколько расходится их содержание. Неплохо бы выяснить, какую роль играли привлеченные к составлению местные жители, были ли они случайными людьми, «статистами», или инициаторами составления акта. С другой стороны, не менее важно, кем были составлявшие акт офицеры: служили в части, освобождавшей Ляды, или прибыли позднее специально для расследования фашистских зверств. Конечно, исследование этих актов само по себе не является темой данного очерка. Но ведь без такого исследования использовать эти акты — некорректно.

Интереснейшая статья А.Лейзерова «За стенами гетто: практика и методы истребления белорусского еврейства» [II, с. 107–118], являющаяся важным шагом в изучении Холокоста в Беларуси, имеет аналогичный недостаток. В ней написано: «Приведенные в настоящей публикации факты взяты из сообщений и сводок полиции безопасности и СД, которые составлялись регулярно в Берлине на основе информации, поступавшей с мест. Они не нуждаются в комментариях. Они нуждаются только в одном — в прочтении» [II, с. 107–108]. Факты в комментариях действительно не нуждаются, а вот источники — даже очень. Во-первых, по смыслу фразы она распространяется на всю статью, в то время как в действительности на источники этого типа опирается только первая половина. Вторая половина опирается на материалы местной оккупационной администрации и органов «самоуправления», хранящиеся в Государственном архиве Минской области. С ними все более или менее ясно: их нахождение в этом архиве естественно, язык, по-видимому, русский (хотя мог быть и белорусским, а отдельные распоряжения могли издаваться и по-немецки). А вот к сообщениям и сводкам полиции безопасности и СД, хранящимся в Национальном архиве Республики Беларусь, вопросов гораздо больше. Автор не указывает, что дает их в переводе с немецкого[9], хотя, по-видимому, иного быть не может. Нахождение этих материалов в НАРБ также требует объяснения. Если они составлялись в Берлине, то как оказались в Минске? Возможно, конечно, что рассылались из Берлина для сведения местных начальников. Но неясно, зачем местным начальникам общие сводки и с какой стати Берлин отчитывается перед нижестоящими. Не исключено, что сводки публиковались в информационных бюллетенях ограниченного доступа. Но тогда они должны быть давно известны, а стали известны только сейчас. Вероятнее всего, они хранились в Берлине и были вывезены оттуда советскими войсками, но как тогда они оказались не в Москве, а в Минске? А может быть, автором использовались не собственно берлинские сводки, а первичные информационные материалы к ним, те самые, которые поступали с мест? Быть может, местные структуры, направляя в Берлин информационные сообщения, оставляли копии у себя, и эти-то копии и хранятся сейчас в НАРБ? Читатель ломает над этим голову, хотя должен быть проинформирован автором с самого начала.

Тем не менее, как уже было отмечено, изданию явно свойствен прогресс. В третьем–четвертом выпуске опубликовано сообщение А.Лейзерова «Эпизод из истории Холокоста в Беларуси» [III/IV, с. 232–234], в котором источники описаны гораздо более тщательно. В том же выпуске мы вновь видим статью Г.Винницы[10], но рассмотренных выше недостатков в ней уже нет. Статья выполнена на очень хорошем уровне. Именно эта способность непрерывно совершенствоваться, присущая изданию в целом, позволяет связывать с ним определенные надежды.

Наряду со случаями неудачного или недостаточного описания использованных источников можно привести немало примеров статей, в которых описание источников выполнено безупречно. В пример приведем статью А.Гуревич «Судьбы еврейских детей в годы оккупации» [II, с. 119–125]. В ней источники описаны подробно и корректно.

Одним из самых ярких примеров удачной работы с источниками является творчество Е.Розенблата и И.Еленской[11]. В первом выпуске сборника ими была опубликована именно источниковедческая статья, хотя не без важных социально-исторических выводов. А уже затем Е.Розенблат, опираясь во многом на проанализированный в этой статье источник, исследует участие евреев в хозяйственных структурах вермахта. Не со всем в этих работах можно согласиться, но то, что авторы используют совершенно правильный подход — сначала исследование источников, потом исследование на базе источников — бесспорно и очень ценно. Это свидетельствует о том, что не утрачены традиции исторической школы, заложенные в Беларуси еще такими историками, как И.Д.Сосис.

От номера к номеру сборник «Евреи Беларуси. История и культура» становится все лучше, серьезнее и интереснее. Растет класс как издания в целом, так и отдельных авторов. Почти каждая статья может, разумеется, вызвать возражения и споры — но ведь именно они являются двигателем науки. Хочется пожелать издателям, чтобы, несмотря на понесенную трагическую потерю (в ходе подготовки пятого выпуска скончался один из трех членов редакционного совета Е.Киммель), они продолжали свое трудное и очень важное дело, не снижали темпа и совершенствовали свое детище номер за номером, выпуск за выпуском — так, как они это делали до сих пор.