Валерий Дымшиц
Крымчаки: стать евреями как прочие
Август 2017
Обзор
Версия для печати

Крымчаки — несомненно, народ книг. Книг о самих себе.


«Народ Книги в мире книг» уже неоднократно откликался на издания крымчаков и о крымчаках, одно за другим выходящие из печати с начала 2000-х годов[1]. Поток между тем не иссякает.


Феномен продолжающейся и даже возрастающей крымчакской издательской активности заслуживает упоминания сам по себе, помимо содержания книг, о которых идет речь (при том что их содержание, несомненно, также достойно пристального разбора). Один из самых малочисленных еврейских этносов, давно утративший язык, этническую территорию, традиционные общинные институты, как кажется, весь перелился в память о собственном прошлом, воплощенную в сравнительно многочисленной книжной продукции.


В сущности, те же самые характеристики можно отнести и к ашкеназам на постсоветском пространстве (коренная этническая территория почти пуста, язык практически утрачен и т. п.), разница только в том, что ашкеназов насчитывается все-таки несколько сотен тысяч, крымчаков же — несколько сотен. Тем интереснее действие механизмов коллективной памяти этой маленькой, но значимой части еврейского народа.


Если учесть, что с каждым годом все больше информации перемещается в интернет, то бумажная книга как таковая с неизбежностью приобретает черты материального объекта, произведения искусства, памятника. Именно такие черты в той или иной степени присущи всем рассматриваемым нами крымчакским публикациям. Наиболее ярким примером книги-памятника, книги-надгробия является сборник материалов о гитлеровском геноциде в годы оккупации Крыма, озаглавленный коротко и выразительно: «Ров»[2]. Нестандартный формат, серый, «каменный» цвет обложки, продуманный шрифтовой дизайн — всё делает этот увесистый том похожим на мемориальную плиту над братской могилой. Ядром издания и в содержательном, и в буквальном смысле слова (соответствующий раздел расположен в середине многостраничной книги) служат списки уничтоженных на 10-м километре Симферопольского шоссе, месте массового захоронения ашкеназов, крымчаков, цыган. Траурным спискам предшествуют статьи историков, а замыкает сборник подборка художественных и фольклорных текстов, посвященных Холокосту на территории Крымского полуострова.


Похожа на надгробие и работа Бориса Казаченко «Крымчаки: Книга памяти расстрелянного народа», представляющая собой насколько возможно полный список всех крымчаков, затронутых военным лихолетьем, — и тех, кто погиб в расстрельном рву, и тех, кто сражался на фронте, и тех, кто выжил в эвакуации[3]. Уже увидевшая свет книга — только первый том (от А до Д) из запланированного четырехтомника. Каждая персоналия сопровождается информацией о жизни человека, его родственных связях и, в первую очередь, судьбе в годы войны. Разумеется, списки обрамлены статьями этнографического и исторического характера, но все-таки мартиролог и в этом издании, и в сборнике «Ров» — самое главное. Крымчаки, объективно стоящие перед угрозой полной ассимиляции в чужом этническом коллективе (неважно каком — ашкеназском или русском, израильском или российском), совершают невозможное, напоминающее чем-то идею «воскрешения отцов» русского философа Николая Федорова. Они пытаются сохранить память обо всех семьях, по возможности — вообще всех людях своего народа.


Похоже, для крымчаков память о Холокосте стала едва ли не единственным базисом новой крымчакской идентичности. Церемония в День памяти жертв расстрела, 11 декабря (по-крымчакски это мемориальное мероприятие называется Тъкун), — основное событие, маркирующее принадлежность большинства нынешних крымчаков и к своей этнической группе, и к еврейскому народу в целом.


Впрочем, в последние годы ситуация начала меняться. Проявляется, пока исподволь, интерес не только к тому, как крымчаки умирали, но и к тому, как они жили. В этом опять-таки наблюдается очевидная параллель к процессам, происходящим в ашкеназской среде. Но у крымчаков всё более наглядно — вероятно из-за того, что куда более компактно. Здесь, как часто бывает, разведчиком новых культурных процессов выступает художественная литература. Поразительным образом, однако, две вполне художественные, ярко написанные книги, демонстрирующие отмеченную тенденцию, маскируются почему-то шаблонными академическими названиями. Это «История крымчаков Евпатории» Марка Агатова[4] и «Крымчаки: Подлинная история людей и полуострова» Александра Ткаченко[5]. Первый из них — известный в Крыму прозаик и журналист, второй — всероссийски знаменитый поэт и правозащитник. Собственно, книга Александра Ткаченко (1945–2007) — переиздание его последней работы «Сон крымчака, или Оторванная земля», впервые опубликованной еще при жизни автора. Не совсем понятно, зачем издателям понадобилось выносить скучное новое заглавие на обложку и титульный лист, сохранив старое лишь на шмуцтитуле.


Как бы то ни было, крымчакские темы получили художественное воплощение, далеко выходящее за узкоэтнические, «семейные», так сказать, рамки. Теперь уже не литература о крымчаках, а литература крымчаков становится частью единого еврейского литературного процесса. Да и сами крымчаки, избавляясь от предрассудков, связанных с неприятными советскими коннотациями слова «еврей», постепенно осознают нейтральную, в сущности, истину: они — интегральная часть еврейского народа, один из многих этносов, составляющих полиэтническую мозаику еврейства. В этой связи очень характерным является то, что составители сборника «Ров» после списка расстрелянных без всяких колебаний поместили «Кадиш» — в оригинале, на арамейском языке, и в русском переводе. Возражения со стороны крымчакской общественности по этому поводу, кажется, не звучали…


А ведь еще совсем недавно главным «нервом» многих материалов симферопольского альманаха «Кърымчахлар», вестника одноименного общества, выступали странные антинаучные идеи о «тюркском» (то есть нееврейском) происхождении крымчаков, порожденные отчасти наивными, отчасти злонамеренными представлениями, согласно которым тюрки — не языковая, а какая-то иная, чуть ли не расовая общность. Идеи эти явно сходят на нет. Логическую точку в их существовании ставит небольшая, но очень ясно и дельно написанная статья двадцатисемилетнего крымчака Олега Минича, с детства живущего в Израиле. Его текст, озаглавленный «Крымчакская перспектива», напечатан в новом, уже восьмом (что само по себе замечательно) выпуске альманаха[6]. Нельзя не отметить, что публикацию предваряет чрезвычайно осторожное предисловие дяди Олега Минича, почетного председателя общества «Кърымчахлар» Юрия Пурима, содержащее такие слова: «Мой дорогой племянник Олег затронул очень серьезный вопрос, который волнует всех крымчаков… Мы поддерживаем инициативу Олега вступить в общую дискуссию».


Молодой автор походя разбивает аргументы Давида Реби, главного идеолога крымчакского тенгрианства, о том, что термин «Танъры» (Тенгри) в молитвенных песнопениях крымчаков есть языческий пережиток, резонно обращая внимание читателей: точно так же именуется Бог (Аллах) по-турецки. Он указывает: крымчаки в Израиле (а их там уже гораздо больше, чем в Крыму) — просто еще одна эда (этнокультурная группа) среди других эдот. Но, в отличие от большинства эдот, у израильских крымчаков нет почти никакого общинного «интерфейса» — например, своей синагоги (последняя крымчакская синагога в Тель-Авиве была закрыта еще в 1981 году). Тем не менее Минич не готов «слиться с израильтянами в "общем плавильном котле" или с евреями-ашкеназами в Крыму». С юношеской эмоциональностью он призывает крымчакский актив не рассматривать культурное наследие лишь как «музейный экспонат» и предлагает крымчакам всего мира, сколь бы мало их ни оставалось, стать евреями как прочие, то есть группой с собственной этнокультурной спецификой, и на основе этой специфики конструировать свое коллективное будущее так же, как это уже давно, лучше ли, хуже ли, делают другие еврейские группы — и в Израиле, и за его пределами.


Определенный ресурс для такого движения у крымчаков, очевидно, есть. Это, прежде всего, та значительная, точнее огромная, соотнося со скромными размерами сообщества, литература, которая выпускается ими в наши дни. И в том числе — «Крымчакско-русский и русско-крымчакский словарь», подготовленный недавно все тем же Давидом Ильичем Реби[7]. Что бы мы ни думали о своеобразных взглядах симферопольского патриарха на историю своего народа, практический вклад Реби в дело сохранения крымчакского языка и фольклора велик. Хочется надеяться: составленный им словарь пригодится будущим поколениям его соплеменников.


[2] Ров / Ред.-сост. И.Легкодух, Н.Дрёмова. Симферополь: Н.Орiанда, 2016. 720 с.: ил.

[3] Крымчаки: Кн. памяти расстрелян. народа: [В 4 т.]. Т. 1. А–Д / Авт.-сост. Б.Н.Казаченко; При участии Н.Ю.Бакши, Л.А.Измерли. М.–Симферополь, 2015. 517 с.: ил.

[4] Агатов М. История крымчаков Евпатории. Б. м.: Издат. решения, 2016. 160 с.

[5] Ткаченко А. Крымчаки: Подлин. история людей и полуострова. М.: АСТ, 2015. 352 с. (Все тайны истории).

[6] Кърымчахлар (Крымчаки): Науч.-попул. лит.-худож. альм. № 8 / Ред. Н.Сумина; Крым. о-во крымчаков «Кърымчахлар». Симферополь: Медиацентр им. И.Гаспринского, 2016. 320 с.: ил.

[7] Реби Д.И. Крымчакско-русский и русско-крымчакский словарь. Симферополь: ДИАЙПИ, 2016. 416 с.